— Хватит с меня! — воскликнула Катерина, швырнув сумку на лавку. — Хочу к морю! Лежать, как бревно, под солнцем с утра до вечера, а ночью — плясать до петухов! Чтоб музыка, вино, и ни капли забот!
Иван только усмехнулся. Он уже привык к её буйному нраву. Катюша была девкой боевой — острая на язык, насмешливая, порой едкая, но всегда честная. Не притворялась, не лукавила — с ней было просто. И главное — рядом с ней можно было быть собой.
Познакомились они пару месяцев назад, и с той поры Иван будто задышал полной грудью. Ни ненужных слов, ни притворства — только тепло да чувство, будто он наконец-то нашёл того, с кем хочет шагать по жизни.
— Что стряслось на работе? — спросил он, подходя ближе.
— Все достали! «Катя сюда, Катя туда!» — будто других девиц на свете нет! Сегодня чуть шефу в глаза не наговорила… Ещё бы чуть-чуть — и ставила бы печати в трудовой!
— Ну, значит, отдых тебе и вправду нужен, — рассмеялся Иван. — Можем сорваться куда-нибудь, пусть и не к морю.
— Куда? День отгула в лучшем случае выбью. Какой толк с одного дня?
— А давай в деревню, к бабке? Воздух там — выйдешь во двор, и будто заново родился. Да и пироги у неё — пальчики оближешь!
— В деревню?! — Катя округлила глаза. — Ты шутишь? Я там ни разу не была.
— Как это — ни разу?
— Ну вот так. Все мои — городские. Даже корову-то живьём не видела, только на картинках.
— Тогда тем более надо ехать! Ты даже не представляешь, как там здорово. Река, печь, звёзды, костер…
— Ой, Вань, мне бы твой пыл. Если честно, к бабке в гости я не готова.
— А зря. Моя старушка — душа нараспашку. Накормит до отвала, чаем с душицей напоит — и всё, твоя.
— Ну если пироги — аргумент… — Катя ухмыльнулась. — Ладно, поехали. Но условие: если мне не понравится, покупаешь мне новую шубу. Потому что в старую после бабкиных угощений не влезу.
Он смеялся, а она всё ещё не понимала — то ли смеяться вместе, то ли тревожиться.
Дорога выдалась не близкой. Последние вёрсты их телега прыгала по колдобинам. Но Иван был спокоен. А вот Катя пялилась в окно, ожидая увидеть покосившиеся заборы, лужи да злых гусей, норовящих клюнуть приезжих.
Но всё оказалось иначе. Деревня была большой, статной, с прямыми улицами, лавками, даже мостовой. Ни коров, ни грязи — дети босиком бегают, бабы с косами, мужики у калиток сидят, о чём-то балакают.
Бабка встретила их, будто ждала сто лет. Обняла Катю, как родную, засуетилась, за стол усадила. А на столе — щи да каша, пироги с капустой, сальце, квас.
Катя опешила. Где же угрюмая старуха, что будет коситься исподлобья? Где эта деревня, которую она с детства боялась?
Иван сиял: он знал, что так и будет.
После обеда он повёл Катю к реке. А там — благодать. Вода чистая, ребятня плещется, мужики шашлыки жарят, бабы скатерти стелют. Ни криков, ни суеты. Только смех, ветер да запах дыма.
К ночи Катя свалилась без задних ног. Утром её разбудило солнце — занавески у бабки были тонкие, почти невесомые. Девка вскочила, накинула кофту и вышла во двор. И замерла.
Небо розовело, солнце только поднималось над лесом. Вдали мычали коровы, пели петухи, пахло росой, полынью, мёдом. Вся земля, весь простор вокруг дышал покоем. Катя скинула лапти и ступила босыми ногами на траву, мокрую от росы. Стояла и молчала. Сердце оттаивало.
— Где ты пропала? — раздался сзади голос Ивана.
— Проснулась… Выйти захотелось. Здесь так тихо, так хорошо… Никогда такого покоя не чувствовала.
— Понравилось?
— Очень. Приедем ещё?
— Конечно. Ещё не раз.
Катя обняла его крепко. В груди щемило от счастья. Море ей больше не грезилось. Она знала: свой покой, свою радость она нашла именно здесь. И будет возвращаться снова и снова — туда, где душа поёт.