Странная, будто сотканная из кусочков туманных снов, жизнь стелется вокруг Анны Яновны и Павла Ильича в их уютной квартире где-то на окраине Москвы, где фонари ночами напоминают далекие костры, а шум за окном превращается то в шёпот берёз, то в цокот копыт невидимых лошадей.
Так уж сложилось, что могло бы всё быть совершенно иначе быть бы ей, этой жизни, не их, да судьба повернула свои часы обратно, и сейчас даже Любовь Петровна с третьего этажа удивляется: как же им так повезло? Дети помогают как могут, внуки словно лесные огоньки, которых тянет сюда в любую погоду, и появление каждого как неожиданная весна после долгой стужи.
И сегодня, во всём этом пространстве, пахнущем домашней выпечкой, должен появиться средний внук Вовка. Он приходит обычно вовремя, как рассвет, приносит с собой запах улицы, и иногда вопросы по математике, которые Павел Ильич разгадывает с ним так, будто перед ними старинная загадка. На дворе, на перекошенном советском турнике, дед учит Вову подтягиваться: будто не турник, а тонкая ветка в саду их детства, и попробуй не дотянись!
Всё им ещё чуть за семьдесят молодые для своих времён, для этих зим и весен. И у них трое необыкновенных внуков: Вова, маленькая Мила, старшая Светлана.
С вечера, под мерцающим радиоприёмником, вместе с внучками с Милей, что смеётся во сне, и Серой Светой, что любит порядок Анна Яновна напекла простых, но вкусных печений. И будет теперь чем проводить вечерний чай, и чем встретить Вову, если вдруг принесёт очередную порцию новостей со школьного фронта.
Анют, надо бы нам купить глобус, вынырнул из своих снов Павел Ильич, привлекая внимание жены, Вовка с Милкой никак по карте не понимают, всё меня крушат вопросами, а я уж путаюсь… Новый, огромный глобус, да чтоб города расползались по нему, как вареньем намазано.
И ещё мяч нужен, добавляет, будто продолжая вещать не ей, а весне за окном. Видел, как ребята в дворе играют в баскетбол. Думает, что и ему под силу.
Внезапно звонок разрывает воздух, Вова вернулся из школы, будто страж у ворот:
Привет, бабушка! Привет, дедушка! Я вам по дороге булочки с маком купил, ваши любимые.
Раздевается, греет руки под краном. Всё, как бабушка велела и в этом есть что-то детское, вечное.
Как в школе дела, Вовка? Оценки не подкачали? Павел Ильич внимательно смотрит ему в глаза, будто пытается углядать за ними вины или радости.
Дед, две тройки по математике Поможешь разобраться? Я совсем запутался, в глазах Вовы светится маленькое облачко тревоги.
Мы всё разберём, не бойся. Идём, сначала пообедаем, вмешивается Анна Яновна, мягко направляя реку событий в русло домашнего уюта.
Ну и мне тогда щи да хлебушек, подмигивает дед внуку, а за окном падает синяя тень облака.
После обеда Вовка исчезает с дедом в их чудесном царстве цифр. Анна Яновна греет ладони о фарфоровую чашку: вот-вот, вскоре наступит дачный сезон. Там, за городом, дохнет в лицо особый воздух; земля смотрится под ногами как ковёр из сказки, а малыши Мила и Вова резвятся так, словно они на волшебном острове. Светочка, серьёзная и самостоятельная, наведывается по выходным. Скоро ей семнадцать и её мечты так же отчётливы и невесомы, как пар над чайником.
Светлана учится в медучилище, уже пробует себя в роли спасательницы людских судеб. Её рисунки это успехи, её улыбка луч света в густых утренних сумерках.
Анна Яновна трогает фотографию на комоде там застыл Юрочка, их сын, навсегда молодой в этом кадре. Она смотрит в стекло, будто ищет там ответ: Юрка мой, если бы только мог видеть, как мы живём Прости нас, если мы чего-то недодали, слишком мало попытались. Не удержали. Надеюсь, видишь нас, радуешься с нами, а в мироздании твоём есть место нашему счастью. Такая уж жизнь, смешанная, как варенье, из грусти и сладости.
Анютка, ау, слышишь? Юлька с Максом приехали! Мила тут.
Младшая внучка молнией бросается на бабушку, обнимает так крепко, что дыхание перехватывает:
Смотри, бабушка, какая у меня прическа! Как у тебя. Я тебя люблю, щебечет, словно скворец у весеннего окна.
Что ты там рисовала, Милашка? улыбаются Юля и Максим, обмениваясь короткими взглядами.
Мила торопится, роется в маминой сумке и вытягивает детский листок:
Вот, я в садике нарисовала. Это ты. Это дедушка. Это я, мама, папа, Света, Вова и я! Для вас! Наша семья огромная, как небо, видишь, бабушка?
Лучше не скажешь, Анна Яновна вставляет рисунок в старую рамку, будто запирает в нем кусок счастья.
Нам пора, говорит Юля, Вовка, собирайся, портфель не теряй. Завтра приходите, дети концерт готовят. Спасибо, до свидания.
Дверь хлопает, и всё стихает. Только чайник шумит в пустой кухне.
Вот, Паша, хорошо, правда? Семья у нас большая. Любимая.
Правильно, Анечка.
А помнишь, как Юрочка привёл к нам Юлю? Я тогда думала всё наладится… Но потом всё пошло по кругу, эти друзья, та компания…
Не вспоминай, Анют Павел Ильич осторожно стирает с её щеки слезу, как осторожно стирают пыль с дорогой книги.
А потом Юля ушла, и Юрку не стало В суете московских улиц осталась наша боль. Но что есть жизнь? Случайная встреча у метро, беременная Юля, вдруг появившийся Максим и вот, у Светочки есть брат и сестра, а у нас вся эта семья.
Как будто бы болезнь прошла а на сердце осталась любовь шепчет в полголоса Анна Яновна, а за окном катятся грозовые тучи, сходя на нет в розовых облаках заката.
И если дана нам судьба эта переплетённая из слёз, радости и ожиданий жизнь, значит, быть нам самыми счастливыми бабушкой и дедушкой во всей России. Потому что большая наша семья самые родные люди! Где любовь да совет там и трясти беде нечегоВ этот вечер Анна Яновна открыла окно и вдохнула прохладу, полную обещаний. В доме было тихо только часы на стене мягко отсчитывали секунды новой надежды. Павел Ильич, уронив газету на колени, вдруг улыбнулся и сказал:
А знаешь, Анют, мне кажется, что счастье это когда чай всегда есть с кем пить.
Анна Яновна коснулась его руки такой знакомой, любимой, прожившей с ней всю долгую, перепутанную, но прекрасную жизнь. За стеклом медленно сходил на нет закат, разливаясь золотом по фотографиям, рисункам и самой душе их квартиры, где каждый уголок хранил чью-то улыбку или воспоминание.
Далеко наверху на большой кухонной полке стояла старая банка с вареньем. Яркая, клубничная, она светилась отблеском семейных праздников и детских голосов. Анна Яновна, разглаживая на ладони листочек Милы, подумала: «Вот бы собрать всех вновь и чтобы у каждого был хлеб с этим вареньем, и, главное, место за столом».
В доме скоро зазвучал смех сквозь стены проходили привычные шаги, кто-то стучался в дверь, новые дети и взрослые на пороге жизни. А в глубине сердца Анны Яновны звенел простой, радостный мотив:
«Пусть будет дом. Пусть будет свет. Пусть будут дети и внуки, пусть не кончается чай. Пусть, в конце концов, всегда будет кому сказать: Спасибо, что ты есть. И пусть в этом простом вечере растворится навсегда вся грусть за прошлого, чтобы уступить место нашей огромной, тёплой, шумной любви».
А часы на стене, кажется, перестали торопиться, чтобы дать побольше времени этой вечной весне за московскими окнами.
