Синеглазая душа
Тёплое летнее солнце палило над полем, жара клокотала на улицах деревни. Серёжа шёл от автобусной стоянки, в руках держал большую спортивную сумку, полную простых вещей, оставшихся от вчерашнего второго курса. Он был в дешёвом спортивном костюме, заработанном собственным трудом: несколько дней разгружал вагоны, да и смог купить себе и семье новую одежду.
Он прошёл мимо старого сельского клуба и вышел на дорогу, ведущую к дому. У ворот подъехала соседка Марфа Петровна, седина её волос развевалась на ветру. «Как будто в душу заглядывает», дрогнул в груди Серёжи.
Здравствуйте, Марфа Петровна! произнёс он.
Привет, Серёжка, прошептала она, словно шёпот осеннего ветра. Пожилая женщина провела взглядом до самого поворота, где старые берёзки стояли у родного дома.
Сынок! крикнула мать, обняв Серёжу. Младшая сестрёнка Варвара подпрыгнула к ним, а бабушка подошла, обняв внука.
Как ты вырос! сказала она, поглаживая его по голове.
Мам, мы виделись лишь месяц назад, перед сессией! засмеялся Серёжа, поднимая на руки десятилетнюю Варвару. Дети визжали и смеялись.
Всё сдал? спросила мать, улыбаясь.
Да, теперь уже третий курс! гордо заявил он. И стипендия всё ещё повышенная!
Какой молодец! одобрила бабушка. Ты действительно стал большим!
Бабушка, но я уже не ребёнок! засмущался Серёжа. А где отец? спросил, достав из сумки подарки.
На работе, как и всегда! отмахнулась мать, разглядывая изящную брошь, подаренную сыном. Спасибо, дорогой!
Смотри, мама, какая прелесть! крутится перед зеркалом Варвара, примеряя новую кофточку. Все девчонки в школе позавидуют. Жаль, что сейчас каникулы!
Всё понравилось! улыбнулась бабушка, укутываясь в новый пуховый платок.
Мать накрыла стол, и семья села за обед. Живой разговор не умолкал, смех летел по дому. Внезапно Серёжа задумался.
Мам, обратился он к Елене Николаевне, почему соседка, Марфа Петровна, всё время на меня смотрит? Куда бы я ни пошёл, она у калитки стоит и не отводит взгляда. Сегодня тоже. Она ведь не знала, что я приду, а будто ждала.
Это тебе бабушка лучше расскажет, тихо произнесла мать.
Ты очень похож на отца, а он на своего. На твоего деда. Марфа любила твоего деда, произнесла старушка, глядя вдаль.
Мы тогда только сажали дом, всё селом. Познакомились с соседями: молодой парой Тихомирой и Василием. Помогали друг другу, дружили.
Тихомира вышла замуж рано, всего восемнадцать лет. Родилась она без родителей, её воспитывала тётка. С десяти лет Тихомира стала её прислугой: держала дом в порядке, готовила еду, присматривала за тёткиными детьми. Тётка же работала в поле, а Марфа от неё брала домашние дела. Школу посещала почти никогда времени не было.
Тётка была строгой, хоть и сестра матери Марфы, не жалела девочку: за любую ошибку била её. Однажды Тихомира сняла кофту, а на руках у неё были старые шрамы. Что это? спросил я. Это, ответила она, я корову не успела поймать, пока в огороде сорняки рвала.
Я ходила к маме на кладбище, просила её взять меня к себе, говорила Тихомира, но тётка сказала, что меня там видели, чуть не убила меня вечером, избила так, что два дня не могла встать.
Тётка была зла, потому что её сестра, мать Марфы, в молодости увела парня, вышла за него замуж, и он стал отцом племянницы. Потом он погиб, не знаем как, а мать девочки не смогла жить без любимого, слегла и больше не встала. Так Тихомира осталась сиротой.
Тётка вышла замуж без любви, а на девочке отыгралась полностью. Родительский дом продала, Марфа осталась бесприданницей. За Василия тётка выдала Тихомиру. Он стал их соседом, старше девочки лет на десять, имел деньги. Дом хороший, до сих пор в нём живёт Марфа, держит хозяйство и землю. Но желания девочки никто не спрашивал.
Тётка продала Тихомиру, сказав, что ей лучше знать, за кого выходить замуж. Что могла сделать восемнадцатилетняя сирота без рода? Вышла замуж.
Марфа была хорошей хозяйкой: у тётки поневоле всему научилась, но мужа не любила. Он тоже особых чувств к ней не питал: ему нравилась молодая красивая жена, умелая в работе.
Серёж, не смотри, что Марфа теперь маленькая и хрупкая, что поседела, шептал я. В молодости она была настоящей красавицей: стройна, худой, глаза синие, волосы каштановые, коса до пояса. Каждый, кто её видел, не мог пройти мимо. Её муж гордился ею, хотя сам Тихомиру обижал.
Часто я видел на её лице синяки:
Это Василий? спрашивал я.
Да, молчала она. В её голубых глазах столько боли и неслыханных слёз Такова была её жизнь: девочка девочкой, а судьба её не жалела.
Я стал отцом твоего сына, Петенька, а у Тихомиры не получалось забеременеть. Изза этого Василий особенно бесился, ссорился с женой, даже бил её. Ходил он по селу, крича, что сыну нет, что пустышка. Марфа обижалась на мужа, но не плакала, не жаловалась: с детства привыкла, что никому не помогут. Жаль её было, но как помочь?
Иногда они приходили к нам по вечерам, разговаривали, пели. У Тихомиры голос слушаешь, мурашки пробегают. Я тоже пела, но с ней не сравнить. Дед твой, Николай, тоже пел хорошо: в детстве в храмовом хоре.
Когда они пели вместе, забываешь дышать. Голос за голосом, нота за нотой будто годами учились. Пели слаженно, душевно.
Василий же не пел. Он только о том, что корова молоко даёт меньше, или о том, как урожай в этом году лучше. Он был приземлён, ничего другого его не интересовало. Мы пели, делились новостями, а он варил щи, следя, чтоб миска не была пустой. Всё, что он едил, быстро съедал, причмокивая.
Тихомира смотрела на него, глотала слёзы, а он и не видел. На Николая, твоего деда, он тоже не глядел, отводил глаза. Я сказал:
Николай, посмотри на Тихомиру, она же не отводит от тебя взгляд. Тебе она нравится.
Зачем? ответил он. Буду её душу рвать. Ей и так плохо. Я тебя люблю.
Но она не могла отвести от него взгляд
Не зря Николай ушёл на фронт, Петеньке лишь год исполнился. Мы прощались с нашими мужьями всей деревней. Я стою на платформе, поезд готов отъехать, а не могу отпустить Коленьку. В его глазах тоска, любовь, которую нельзя выразить словами. Карие глаза, тёмнорусые волосы. Красив, как ты, Серёженька. Когда прощались, я до сих пор помню, как в его глазах стали чёрные от боли, от тревоги, от ожидания разлуки.
Я бросилась за поездом, как и другие женщины матери, жёны, возлюбленные пока он исчез. Долго ещё я видела в окошке его лицо, Галина оттерла слезу, глаза её затуманились. А Василий не пошёл на фронт, записался в больницу, получил справку и всем говорил, что не может воевать.
Надо мной Николай посадил берёзы у двора: дерево, мол, посажено, дом построен, сын рожён
Вернусь, сказал он, жена, к вам с Петенькой обязательно! Дочку ещё хочу, похожую на тебя! Береги сына и себя, не переживай за меня: не успеешь соскучиться, как вернусь. Только жди.
И я ждала. Сроки прошли, но я верила, что он вернётся.
Тихомира пошла со мной провожать Николая. На вокзале стояла в стороне, в её глазах была боль, невыразимая. Не плакала, будто никого не прощала. Людям было всё равно: у каждого своё горе.
Домой с вокзала шли мы молча, каждая думала о своём. Подъезжая к селу, Тихомира упала на колени передо мной.
Прости, соседка, но я люблю твоего мужа. Жить без него не могу! сказала она и заплакала.
А как же Василий? спросила я, понимая, что они разные, как лето и зима.
Василий муж. И не уйти от него. Я не могу видеть его, а когда он пытается быть нежным, я лишь терплю. Прости меня, Галя, если можно.
За что прощать? Сердцу не прикажешь! ответила я.
Я даже Николаю в глаза не смотрела! Знаю, что он тебя любит, сын его жизнь. Мне только бы знать, что он жив, что счастлив. За что же мне такая неприкаянная жизнь?
Мы плакали вместе, сидели на траве, рыдали как бабки. Так стало чуть легче нам обеим. Тихомира успокоилась, смирилась.
Потом стали ждать писем. У нас в деревне относительно было спокойно крупные бои обошли. На работу ходили в колхоз, сажали, пахали, собирали…
Когда должно было прийти письмо от Николая, Тихомира убегала с работы к почтальоне бабушке Вале. Старуха была в возрасте, но в каждом дворе нашего села сносила почтовый мешок. Сколько в нём людям принесла горя и радости не сосчитать! Тихомира пришла к Вале и спросила:
Дайте мне письмо от Николая, хотя бы подержать!
Письма нет, откуда ты взяла! отмахивалась почтальонка.
Я знаю, что есть! Пожалуйста, подержу, лишь посмотреть! со слезами в глазах просила Тихомира.
Не тебе письмо! хмурилась Вала. Жене, Галине. Я не имею права отдавать посторонним!
Что я с ним сделаю? Я же не совсем чужая. Хочу лишь в руках почувствовать почерк! в глазах Тихомиры стояли слёзы.
Держи, но не смазывай! передала письмо и ушла.
Тихомира целовала конверт, прижимала к сердцу, пока Вала не вернулась. Затем аккуратно отдала драгоценный треугольник, и ушла, уже радостно ожидая следующее письмо
Баба, откуда ты всё это знаешь? тихо спросил я.
Нет. Я тоже чувствовала, когда письмо должно прийти. И тоже уходила с работы. Только Тихомира была уже там. Я всё видела.
Видела? И ничего ей не сказала?
В горе места злобе нет. Только горе. А у нас оно общее война
Василий стал полицейским, ходил по дворам, ловил людей. Тихомира почти не выходила из двора: ей было стыдно. Она, казалось, ссутулилась и ссохлась, хотела стать незаметной. Муж злословил, а Тихомира лишь плакала и просила прощения.
Письма были её единственной отдушиной. Могла ли я её спасти? Имела ли я право? Как бы жила я с этим? А она? Вопросов было много, ответов ноль.
Долгое время писем не было. Я ждала, но уже понимала, что к почте идти нет смысла. Не хотела в это верить, но знала…
Каждый день просыпалась с надеждой может, сегодня придёт весточка. И ничего. Петя тогда произнёс первые слова: «Папа, папа!», а я ему говорила: «Папа любит тебя! Письмо скоро придёт!» Мы ждали, как все тогда.
Василий исчез, когда наши люди пришли в село. Куда никто не знал, и после этого никто его больше не видел. Тихомира осталась одна, часто стояла у калитки и смотрела на дорогу.
Тихомира, пытался я разрядить обстановку, что ты видишь?
Она взглянет на меня синими глазами, а на её лице лишь пустота сухая, иссохшая, будто морозом обморожена. И уйдёт.
Ты не видишь? спросила она.
Ничего не вижу, Тихомира, ответил я.
Вот и я не вижу! Больше не вижу! и снова в слёзы.
«С ума сошла», думала я. А нет
Однажды, в жаркое лето, я сидела под яблоней во дворе.
Сядь, Галя, сказала она спокойно, будто знала всё.
Нет времени, отвечала я, морковку сейчас надо вспахать после дождя.
Не будешь её сегодня вспахивать. И завтра тоже, вздохнула она, глядя на меня пустым взглядом. Я всё же села на лавочку, прошу прощения.
Тогда в двор вошла баба Валя, но не так, как обычно, не танцуя от радости, что весть с фронта принесла. Как будто её сумка весила сто килограммов, тянула её к земле. Не хотела она сюда входить, но долг есть долг
Это тебе, сказала, протягивая конверт.
Я открыла первые строки: «Ваш муж героически погиб», а дальше уже не могла читать изза слёз. Тихомира потеряла сознание, её оживили едва. Оказалось, она была беременна, когда Василий сбежал.
Не помню, как дальше жила. Три месяца исчезли из жизни. Если бы не Тихомира, я бы тоже ушла за Колей. Марфа вышла, она меня, а я её. Мы заставляли друг друга жить: она ради сына, я ради ребёнка, которого ещё не знали.
Боль не утишла, она просто спряталась гдето в сердце, сказала Галина,И пока берёзы шептали свои древние сказки, я понимала, что синеглазая душа Марфы навеки останется частью нашего родного края.
