Год я медленно угасала от неизвестной болезни, а вчера увидела, как невестка подсыпает белый порошок в мою сахарницу.
На привычном месте, но теперь казавшемся мне враждебным, словно скоро из неё вылетит яд.
Вчера я наблюдала, как Алина, жена моего сына, ангельской улыбкой высылает туда белый порошок из крошечного пакетика, зажатого в пальцах.
Год. Целый год я постепенно исчезала, превращаясь в тень. Слабость, туман в голове, постоянная тошнота, которую врачи объясняли «возрастными изменениями» и «психосоматикой».
Я почти поверила им. Но причина моего упадка была не в возрасте. Она лежала на кухонном столе.
Мам, опять вы ничего не ели? голос Алины звучал вязко, как патока, обволакивал и душил. Вам нужны силы. Дима так переживает.
Передо мной тарелка с овсянкой. Ложка сахара уже побелела в центре густой массы. Из той же самой сахарницы.
Я наблюдала, как кристаллы тают, чувствуя, как холод ползёт по спине.
Спасибо, Алина. Чтото не хочется, мой голос звучал глухо, но удивительно твёрдо.
Ой, вы опять начинаете! Мы же договаривались, что будете слушаться меня. Ради Димы.
Она села напротив. Идеальный маникюр, сочувственный взгляд больших карих глаз. На мгновение я усомнилась может, это действительно лишь болезненное воображение?
Но я чётко помнила её быстрый, скрытый движок у стола, когда она думала, что я всё ещё в постели. Тогда она не улыбалась.
Алина, нам нужно поговорить, начала я, отодвигая тарелку.
Конечно, мамочка. Я всё внимание.
Думаю, вам с Димой стоит жить отдельно. У вас же есть собственная квартира.
Улыбка не дрогнула, но взгляд стал жёстким, оценочным. Так смотрят на вещь, которая вдруг вышла из строя.
Как мы вас оставим? В вашем же состоянии? Вы без нас и шага не сделаете. Дима никогда этого не допустит. Он вас слишком сильно любит.
Она произнесла «любит» с настойчивостью, будто это неоспоримый козырь. И действительно это был козырь.
Мой сын, Дима, видел в этой женщине ангелахранителя для своей беспомощной матери.
Я просто хочу покоя, сказала я искренне.
Это не вы говорите, а ваша болезнь, мягко перебила её. Мы вас поставим на ноги. Кстати, Дима нашёл отличного нотариуса. Мы решили оформить дарственную.
Чтобы потом, ну вы понимаете было меньше хлопот. Исключительно ради вашего покоя.
Она говорила о моём будущем, о моей смерти, так же просто, как о покупке хлеба. Хищница, почти загнавшая жертву.
Я подумаю.
Вечером, подождав, пока они с Димой уйдут в кино, я надела перчатки. Высыпала всё содержимое сахарницы в пакет.
В мусорном ведре нашёл тот же крошечный пакетик, из которого Алина принесла порошок. Он был не пуст.
Внутри осталось немного вещества. Я осторожно пересыпала его в стеклянную банку от лекарств и спрятала.
Теперь я знала, что эта борьба будет не за жизнь, а за смерть. И я больше не была слабой. Я стала матерью, защищающей своего ослеплённого сына.
Моя жизнь превратилась в шпионский триллер. Я ела только то, что готовила сама, запираясь на кухне.
На все вопросы Алины отвечала с улыбкой: «Решила сесть на диету, дочка. Врач посоветовал». Таблетки принимала лишь из тех упаковок, что открывала собственными руками.
Алина наблюдала. Её маска заботы трескалась по швам. Однажды я увидела, как она подменила мои таблетки от давления на какието другие, очень похожие.
Ой, мамочка, я просто хотела вам помочь, разложить по коробочкам, а вы всё перепутали, щебетала она, когда я поймала её за руку.
Вечером случилась трудная беседа с сыном.
Мам, что происходит? Алина говорит, у тебя паранойя. Ты её обвиняешь в том, что она путает лекарства. Ты понимаешь, как ей обидно? Она ночами не спит, ищет для тебя лучших врачей, а ты
Дима, она меня обманывает.
Хватит! он встал. Ей было бы гораздо проще сидеть в своей квартире, а не возиться со мной! Она делает это из любви ко мне! И к тебе! Почему ты не можешь просто принять нашу заботу?
Я смотрела на него и понимала: он не слышит. Он повторяет её слова, её интонацию.
Любая попытка открыть ему глаза воспринималась бы как старческий маразм.
Апогей настал в день с нотариусом. Они пришли без предупреждения.
Мамочка, сюрприз! запела Алина. Это Пётр Сергеевич. Мы решили не откладывать дарственную.
Дима стоял рядом, отводя глаза. Ему было стыдно, но он поддался. Они окружили меня.
Я медленно отложила книгу.
Какое странное совпадение. Сегодня утром я разговаривала с давним знакомым Игорем Матвиевичем. Он адвокат. Посоветовал мне, в моём «состоянии», во время всех юридических разговоров включать диктофон. Ведь любые договорённости, заключённые под давлением или с лицом в уязвимом положении, легко оспариваются. Я указала на старый кнопочный телефон на столе. Маленький красный индикатор светил: запись включена.
Лицо Алины мгновенно изменилось. Улыбка сползла, открыв хищную гримасу.
Зачем? прошипела она.
Просто для собственного развития, ответила я, переводя взгляд на сына. Дима, я ничего подписывать не буду. Пётр Сергеевич, извините, что отняли ваше время.
Взгляд Алины вспыхнул ненавистью. Она поняла, что правила игры изменились.
После того случая она замёрзла. Но я чувствовала это лишь затишье. Она ударит в самое болезненное место. И ждать было недолго. Вернувшись из поликлиники уставшей и раздражённой, я увидела приоткрытую дверь своей комнаты. Оттуда доносился знакомый шёст шуршание порванной бумаги.
Алина сидела на полу и рвала мои письма, фотографии, детские рисунки Димы всё, что составляло мою жизнь. Она не убиралась она стирала моё существование.
Зачем вам этот хлам? крикнула она, не оборачиваясь. Всё равно скоро не понадобится.
В тот момент во мне чтото умерло. И одновременно родилось холодное, твёрдое, как лезвие. «Хватит».
Я молча пошла на кухню. Руки не дрожали. Взяла банку, насыпала порошок в чашку, залив обе части горячей водой. Когда вернулась, Алина настороженно посмотрела.
Я принёс чай. Вижу, вы устали.
Боишься? усмехнулась я. И правильно.
Я набрала номер. Но не сына. Адвоката.
Игорю Матвиевичу, я готова. Делать, как вы советовали.
Потом позвонила Диме.
Сынок, приезжай немедленно! Алина заперлась в меня, кричит, что больше не может жить, чтото выпила!
Мой голос прозвучал пронзительно. Алина вздрогнула.
Что ты выдумываешь, старая ведьма?!
Она упала в обморок! Чашка разбита! воскликнула я, бросая чашку с чаем на пол.
Алина замерла, глядя на лужу. Она всё поняла. Но было уже поздно. Я села в кресло и ждала.
Дима влетел в комнату бледный, как стена. Его глаза скользили от меня к Алине, к осколкам, к разорванным фотографиям.
Мам? Что случилось?
Она хотела меня отравить! сразу крикнула Алина. Она сумасшедшая! Хотела меня убить!
Это правда, мам? голос сына дрожал.
Я молча подошла к нему.
Смотри, сынок. Не на меня. На пол. Вот твой первый букварь. Вот письмо от отца из больницы. Она уничтожала не меня. Она уничтожала тебя.
Дима наклонился, поднял листок. Его лицо окостенело.
Алина зачем?
Это же хлам! Я хотела помочь! кричала она.
А это тоже помощь? я протянула ему банку с порошком. Год, Дима. Целый год она кормила меня этим.
Вспомни, как она «случайно» теряла рецепты у хороших врачей. Как отказывала тебя везти меня на обследование в другой город. Вспомни!
Он молча смотрел на банку, затем на жену. Обида, отвращение и шок меняли его восприятие.
Это правда? прошептал он.
Алина молчала. Она проиграла.
В дверь постучали. Не полиция. Игорь Матвиевич с двумя крепкими мужчинами. За ними уже шли следователи, которых он вызвал заранее.
Я адвокат Анны Викторовны, представился он. Прошу зафиксировать попытку отравления и возможное мошенничество. Есть основания считать, что гражданка Алина систематически вредила здоровью моей подзащитной с целью завладения имуществом. Прошу изъять банку и образцы с пола.
Алина упала на пол. Не от жалости. От краха.
Мы с Димой остались одни. Он опустился на колени, собирая обломки. Его плечи дрожали.
Я не успокаивала его. Просто села рядом и помогала. Мы оба заплатили слишком высокую цену за прозрение. Но лишь так иногда можно вырваться из сладкой, смертельной ловушки.
Прошло три года. Иногда кажется, что тот ужасный случай произошёл не со мной, а с кемто другим. Я смотрю в зеркало и вижу не измождённую тень, а сильную женщину с ясным взглядом.
Здоровье вернулось постепенно. И вместе с ним душевный покой, самый ценный.
Алина получила реальный срок за попытку убийства из корыстных мотивов.
Дима долго шёл, будто тащил тяжёлый груз предательства. Мы много разговаривали, иногда со слёзами. Он просил прощения за то, что не видел, не слышал, не верил. Но я не держала зла. Он был жертвой, как и я только его ударили не ядом, а прямо в сердце.
Эта рана осталась с ним навсегда, но сделала его более взрослым, мудрым, внимательным. Год назад он привёл меня к Кате. Тихой, искренней девушке с тёплыми глазами.
Я смотрела на неё с тревогой, подсознательно ища фальшь. Но её не было. Катя не пыталась понравиться, не делала вид. Она просто была. Приносила любимые книги, молча садилась рядом, и мы смотрели в окно это молчание было тёплым.
Сегодня воскресенье. Квартира пахнет печёными яблоками и корицей Катя печёт шарлотку по моему рецепту.
Анна Викторовна, посмотрите, пирог поднялся? слышу её голос.
Захожу на кухню она с Димой у духовки. Он обнимает её за плечи, они смотрят на пирог, как на чудо. Их счастье не показное. Оно истинное, наполненное доверием.
Поднялся, доченька, и как! улыбаюсь. Главное не открывай духовку заранее.
Помню. Вы сказали, он капризный.
Она помнит. Она слышит. Для неё мой опыт не мусор, а ценность.
Мы садимся пить чай. Дима ставит на стол новую сахарницу простую, белую. Я спокойно кладу ложку сахара в чашку. Страх исчез. Остаётся лишь понимание, к чему способны люди. Но вместе с этим пришло и другое знание, как выглядит настоящее тепло.
Мам, мы тут подумали, говорит Дима, держась за руку Кати. Может, на выходные съездим на дачу? Все вместе.
Я смотрю на сына, который научился видеть глубже. На его жену, принесшую свет. И понимаю нас не сломали. Нас очистили.
И это тихое, подлинное счастье самая большая награда.
