«Мы больше не можем здесь, сынок. Возвращаемся домой. Нас тут ничего не держит» — родители променяли городские удобства на свою деревню.
— Твои родители совсем рехнулись, Иван? Любой бы на их месте прыгал от счастья! Трехкомнатная квартира в центре, еда не переводится, все блага под рукой. А им всё не так! — раздраженно бросила Ольга, жена.
— Следи за языком, Оля, — сухо ответил Иван.
— Да ведь это правда! Отказываются осваивать технику, на улицу не выходят, вечно чем-то недовольны. Почему нельзя просто сказать «спасибо»?
Иван молчал. Он и сам не понимал, что творится. Родители будто подменились. Раньше бойкие, смешливые, полные сил — теперь бродили по квартире, как призраки. Он вытащил их из глухой деревни, купил лучшую мебель, обеспечил всем — и что в итоге? Грусть в глазах и тишина. Неужели он ошибся?
Переезд откладывали долго. Иван уговаривал, сулил райскую жизнь. Родители не продали дом — деньги у сына были. Вот только, кажется, их души так и остались в той избе под старыми кленами.
Григорий и Василиса так и не прижились. Им не хватало шумных посиделок во дворе, соседей, забегающих «на огонек», грядок с картошкой, запаха скошенной травы. Здесь же — чужие взгляды, железные двери, гул машин и бег по кругу. Даже подаренную отцу «Ладу» тот боялся заводить — слишком много правил, развязок, незнакомых переулков.
— Как там наши-то? — вздыхала Василиса. — Наверняка капуста удалась, столько дождей было… А я так и не собралась солить огурцы.
— Молчи, сердце ноет… — шептал Григорий, смахивая слезу. — Каждую ночь во сне наш дом вижу. Всё родное. А тут… тут мы лишние.
— Мы не хотели тебя расстроить, Ваня. Знаем, стараешься… Но это не наше. Не можем так.
— А ты когда последний раз в деревне был? — спросил Григорий. — Через дорогу, а зайти некогда. А твоя Ольга только глаза закатывает, когда я ей про навоз говорю…
В этот момент Иван вошел с полными сумками из магазина. Взглянул на их лица — и всё стало ясно.
— Мам, пап, что случилось?
— Сынок… мы уезжаем, — тихо сказал Григорий. — Домой. Нас тут душит. Тяжело. Чужие мы здесь. Там наш дом, земля, яблоня у крыльца. Здесь красиво, комфортно… да не по сердцу.
Иван молчал. Смотрел на их морщинистые руки, знавшие только лопату да топор, на глаза, тоскующие по простору. Он не понимал — как можно променять город на ту глушь? Но спорить не стал.
— Ладно. Через неделю помогу собраться. Ваше решение — ваше право.
— А завтра? — робко спросила Василиса. — Может, завтра освободишься?
— Завтра так завтра, — кивнул сын.
Он до конца не мог их понять. Сам-то в деревне чах. А они, выходит, там расцветали. Неужели родное — это не плитка и Wi-Fi, а скрип половиц, запах печки да крики петухов на заре?
Григорий и Василиса ожили в тот же вечер. Собирали узелки со смехом, строили планы, кого первым навестить, как грядки вскопать. До утра пили чай с брусникой, шептались, словно молодые.
И тогда Иван понял: любовь — это не метры и гаджеты, а право родителей быть там, где бьется их сердце. Ведь дом — не квадраты в паспорте. Дом — это где тебя ждут.