Я была старшей в большой семье, росла в маленьком поселке под Екатеринбургом. Все заботы о младших — кормежка, лечение, садик и школа — легли на мои плечи. Родители даже не спрашивали, хочу ли я этого. Просто бросали: «Ты должна!» — и точка.
Сверстники смеялись надо мной, дразнили «нянькой» и «забитой». Их слова ранили, и я пряталась в сарае, чтобы поплакать. Отец, застав меня в слезах, хватал ремень. «Выбью дурь!» — орал он, и каждый удар отзывался не только в спине, но и в сердце.
Детства у меня не было. После школы родители решили, что я стану поваром — «чтоб семья не голодала». Меня отправили в училище, даже не спросив. Я молча подчинилась, стиснув зубы.
Через три года устроилась в столовую. Отец требовал, чтобы я таскала еду домой, но я отказалась. Мать тут же налетела с криками: «Сама жрешь, а семья пусть голодает?» Первую зарплату они отобрали без слов. Когда получила вторую, собрала вещи и сбежала. Купила билет на ближайший поезд — лишь бы подальше.
Было тяжело. Мыла подъезды, подметала улицы, потом устроилась посудомойкой. К кухне допустили только через годы. Копала каждую копейку, мечтая о своей квартире. Жила у бабушки Татьяны Петровны — она брала за комнату символические деньги, а я помогала ей по хозяйству. Вечером нас ждал чай с душицей и теплые пышки. Там я впервые почувствовала, что такое дом.
Позже встретила Дмитрия. Свадьбу не гуляли — просто расписались. Переехала к его родителям, родила дочь Марину, потом сына Илью. Жизнь будто наладилась, но прошлое не отпускало. Родители снились по ночам — их злые лица, крики. Я рассказала Дмитрию, и мы поехали к ним. Купила гостинцев: конфеты, мандарины, колбасу. Сердце билось — вдруг все изменится?
Но на пороге меня встретили не слезами радости, а бранью. Отец замахнулся, мать орала: «Предала нас!» Братья спились, сестра болталась с подозрительными типами. Никто не взглянул на детей, не спросил, как я жила. Дверь захлопнули перед носом: «Не нужна ты нам!»
Я стояла, сжимая тяжелые сумки. Кто-то скажет — мелочно, но я развернулась, забрала подарки и ушла. Навсегда. Иногда прощение — это не долг, а выбор. И его делают не для других, а для себя.
