Холодный, твёрдый мраморный пол кухни безжалостно держит в себе холод. На этом холодном покрытии сидит Мария Ивановна, 72летняя женщина. Её хрупкое тело сжато, дрожащие руки опираются на колени. Перед ней стоит глубокий блюдо с остатками холодной еды.
Дверь кухни скрипит, слышен лёгкий стук ключей и знакомый звук, как будто ктото ставит тяжёлый ящик у стены.
Мама? голос Алексея звучит из коридора. Я пришёл.
Сердце Марии Ивановны резко ускоряется.
Она пытается встать, но ноги подводят её. Блюдо отскакивает, будто бы оно доказательство преступления, которое она не хочет, чтобы сын увидел.
Теперь ты моя! шепчет она, дрожа. В порыве ревности жена Алексея бросается к кислородному шлангу, пытаясь оторвать его у умирающей жены
Слабые ноги не слушаются. Ложка падает из дрожащей руки, громко звеня по мрамору.
Ольга резко оборачивается.
Взгляд её на мгновение полон чистой раздражённости не только изза прихода мужа, но и изза «спектакля», который, по её представлению, её теща сейчас устроит.
Быстрым движением она вытаскивает блюдо с пола, ставит его в мойку и открывает кран, будто хочет смыть не только посуду, но и всю сцену.
Алексей! зовёт она, меняя голос на принудительно нежный. Какой сюрприз, я думал, ты придёшь позже!
Он входит в кухню, расстёгивая галстук. На лице тёмные круги от бессонных ночей, морщины от деловых нагрузок, но в глазах всё ещё тот мальчишка, который бегал босиком по земляному двору их старой деревни.
Увидев мать, сидящую на полу, как раненую птицу, он останавливается. Ключи звенят в его руке.
Мам? голос тихий, растерянный. Что вы делаете на полу?
Взгляд Марии Ивановны уходит от сына к плитке.
Ольга вмешивается первой.
Ой, Алексей, твою маму вздыхает, закатывая глаза, но с улыбкой на губах. Я уже сто раз говорила ей не садиться, а она всё пытается сама убирать кухню. Она упала, пытаясь встать, и снова оказалась на полу. Я как раз помогала ей с маленькой тарелкой.
Это неправда почти выпадает из уст Марии Ивановны, как тонкая нить.
Ольга слегка надавливает на ногу тещи, давая понять, что обе слышат эту ноту.
Не так ли, Мария Ивановна? настаивает зятя, сжимая телефон в руке. Вы снова споткнулись?
Алексей морщит лоб. Чтото не сходится.
Запах прогорклой еды всё ещё витает в воздухе, несмотря на открытый кран. На блюде в раковине осталось клейкое желтоватое рисовое пятно, курица почти как камень.
Выражение Марии не просто падение. Это стыд, унижение.
Он подходит медленно.
Мам, почему ты плачешь? спрашивает, садясь рядом. Ты чтото поскользнулась?
Она пытается улыбнуться, но губа дрожит.
Нет, сынок, бормочет. Это просто старость. Мы часто плачем без причины.
Он осматривает её руки, трогает морщинистую ладонь.
На запястье виден пурпурный след, будто ктото сильно сжал её несколько дней назад.
Что это? спрашивает, голос становится серьёзнее. Ты упала где?
Я я ударилась о дверцу шкафа, несколько дней назад, бормочет Мария Ивановна. Пустяки.
Ольга идёт к холодильнику, делая вид, что всё в порядке.
Алексей, хочешь чашечку кофе? предлагает. Я уже испекла свежий хлеб. Твоя мама поела, а если хочешь, разогрею чтонибудь для тебя
Он встаёт медленно, не отводя взгляда от матери, но не отвечает жене.
Мам, почему вы сидите на полу? настойчиво спрашивает он. У вас есть стул, диван даже кровать зачем здесь?
Она открывает рот, но закрывает его. Стыд сковывает горло, она не хочет смущать сына, не хочет быть поводом для ссоры в их браке. Всю жизнь она жертвует всем, чтобы Алексей имел образование, хороший дом, «городскую» жизнь. Теперь стать причиной беспорядка в этом доме последнее, чего она желает.
Иногда пробует она, сжимая горло, плитка прохладнее. Спина болит так мне лучше.
Взгляд Алексея темнеет. Он знает мать, знает, когда она пытается «не создавать проблем».
Ольга ощущает смену атмосферы, прислоняется к столешнице и искусственно смеётся.
Ой, Алексей, вот оно, твоё сегодняшнее «драматическое» шоу? Твоя мама такие прихоти. Я всё для неё делаю: к врачу, лекарства, одежду а теперь я ещё и злодейка?
Алексей наконец поворачивается к жене.
Я не говорил, что ты злодейка, отвечает спокойно. Я просто пытаюсь понять, что происходит в моём доме.
Ольга скрещивает руки.
Что происходит, так это то, что твоя мама не принимает старость, бросает она. Она хочет делать всё сама. Я уже говорила тебе: ей нужен дом престарелых, где профессионалы, а не наша суета. Но ты продолжаешь притворяться, будто всё в порядке.
Мария Ивановна закрывает глаза. Слово «дом престарелых» всегда вызывало у неё дрожь.
Она ничего не мешает, возражает Алексей, более твёрдо, чем обычно. Этот дом тоже её.
Ольга хихикает, не веря.
Тоже её? повторяет, саркастически. С каких пор? Она подписывала документы? Платила каждый кирпич?
Алексей глубоко вдыхает.
Она заложила первый кирпич в моей жизни, отвечает. Без неё я бы не пошёл в университет, не открыл фирму, не купил бы ни одного дома. Не говори так о моей маме.
Ольга открывает глаза, удивлённая его тоном. Обычно он избегает конфликтов, предпочитая работу вместо ссор.
Эх, вот и начнётся спектакль благодарности, бормочет она. Ты работаешь как проклятый, я держу дом, образ семьи, а эта женщина указывает на Марию Ивановну, делает себя жертвой, потому что не ела из пятизвёздочного ресторана.
Ольга, замолчи, бросает Алексей, голос низок, но твёрд как сталь.
Тишина тяжела, улица будто замирает.
Ольга, будто не верит услышанному, спрашивает:
Что ты сказал?
Я сказал, чтобы ты замолчала, повторяет Алексей. И бережно выбирала слова в этом доме, особенно о моей маме.
Он снова смотрит на Марию Ивановну.
Поднимемся, мам, говорит, протягивая руку. Вы не будете сидеть на полу. Я приготовлю новое блюдо, свежую еду. Потом поговорим.
Ольга улыбается, не веря.
Теперь ты тоже будешь готовить? иронизирует она. Великий бизнесмен у плиты. Посмотрим.
Алексей игнорирует её. Он осторожно помогает маме встать. Тело её кажется слишком лёгким.
Вы теряете вес, замечает он, озабоченно. С последнего визита к врачу заметно похудели.
Старость сушит нас, сынок, шутит она. Не беспокойся.
Он ставит стул, помогает ей сесть, затем идёт к холодильнику. Открывает его: полки полны банок, свежих творожков, фруктов. Берёт яйца, помидоры, лук и начинает взбивать омлет, как делал это много лет назад.
Ольга наблюдает, одновременно обиженная и смущённая.
Алексей, ты перебарщиваешь, говорит, меняя тактику. Я же заботилась о ней. Просто еда испортилась, я собиралась выбросить она настояла.
Слова вырвались быстрее, чем она хотела.
Алексей останавливается, бросая яйца в сторону.
Она настояла, чтобы съела испорченный обед на полу? повторяет, медленно поворачивая к ней.
Ольга спуталась.
Ты понял, что я хотела сказать пытается объяснить. Она уронила блюдо, отказывалась принимать помощь, я
Хватит, перебивает он. Об этом поговорим позже. Сейчас маме будет подава́ться еда.
Ужин скромный, но достойный: мягкий омлет, свежий рис, горячий горох, кусочек авокадо. Алексей накладывает всё на поднос и подаёт маме за столом, а не на полу. Садится рядом.
Ешь, мам, говорит ласково. Тепло.
Мария Ивановна смотрит на блюдо, будто на пир. Горло сжимает, еда едва спускается.
Ты не должен бормочет. Ты устал от работы.
Устал, когда возвращаюсь домой и вижу, как мама ест мусор на полу, отвечает Алексей без обиняков. Это изматывает душу.
Она проглатывает кусок, слёзы снова наворачиваются.
Вкусно? спрашивает он.
Она кивает.
Ольга, отложив телефон, нервно переходит из комнаты в комнату, открывая и закрывая приложения. Внутри неё борются два страха: потерять контроль над домом или потерять уровень жизни, если муж отвернётся.
После еды Алексей сопровождает маму в спальню, заправляет подушку, поправляет одеяло.
Завтра идём к врачу, говорит. Нужно новые обследования. И мам
Она поворачивает к нему лицо.
Да?
Если чтонибудь случится, когда меня нет его голос становится серьёзнее расскажи мне. Не скрывай, чтобы «не тревожить». Пора я знаю, что происходит в этом доме.
Глаза Марии наполняются слёзами. Она делает вдох, но всё ещё не готова говорить.
Алексей твоя жена шепчет она.
Моя жена ответит за всё, что сделала и не сделала, перебивает он, угадывая. Но мне нужны правды, а не молчание.
Она крепко держит его руку.
Дайте мне хотя бы одну ночь, просит. Пусть я сплю, зная, что хотя бы сегодня я не еду на полу. Завтра поговорим.
Он смотрит в её глаза, видит усталость всей жизни, смешанную с почти детским страхом.
Хорошо, соглашается. Завтра.
Он целует её лоб и выходит из комнаты. Ольга ждёт его в коридоре.
Можно поговорить сейчас? спрашивает, скрестив руки.
Можно, отвечает Алексей. Но не будет криков.
Они идут в гостиную. Он садится на диван, она в кресло напротив. Пару секунд они измеряют друг друга.
Итак? начинает Ольга. Сужу тебя, не выслушав мою сторону?
Алексей трет лицо.
Я пытаюсь понять твою позицию с тех пор, как моя мама переехала к нам, говорит, устало. Я знаю, что тебе тяжело. Я знаю, что ты не хотела. Я знаю, что дом изменился, рутина изменилась. Но есть разница между трудностью адаптации и жестокостью, Ольга.
Она поднимает брови.
Жестокость? повторяет. Я теперь не выдерживаю заботу о старой, ворчливой женщине, которая всё критикует?
Принуждать когото есть пищу к земле отвечает он холодно. Нет другого названия.
Ольга хлопает рукой по подлокотнику.
Ты ничего не знаешь! вырывается она. Ты весь день в офисе, возвращаешься только ради поцелуя, как в телесериале, и думаешь, что понимаешь, что значит ухаживать за старушкой целый день. Она забывает лекарства, проливает кофе, врывается в мой гардероб грязными ботинками, включает телевизор на предельную громкость, ссорится с детьми я всё должна решать, я устаю, Алексей!
Дети? перебивает он. Они проводят больше времени в школе, чем дома. А когда они дома, за ними ухаживает няня. Ты почти не спускаешься из своей комнаты, чтобы поужинать с нами, Ольга.
Она краснеет.
Кто-то должен поддерживать образ семьи! возражает. У меня встречи, конференции, обязанности
И образ семьи улучшится, когда тёща ест испорченный обед? парирует он.
Она нервно хихикает.
Пожалуйста это было только один раз.
Было? отвечает он. Я узнаю.
Что ты сделаешь? Установишь камеры? Допросишь няню? Спросишь соседей, слышали мой голос?
Она в иронии.
Но Алексей молчит, обдумывая всё.
Ольга замечает: Ты сошёл с ума. Ты сдаёшься на эмоциональный шантаж этой старушки. Всё так: бедные люди притворяются несчастными, а ты, охваченный виной, падаешь.
«Бедные люди»? повторяет Алексей медленно. Ты ошиблась.
Она понимает ошибку, но уже поздно.
Я не хотела пытается сказать.
Хотела, прерывает он. Ты всегда видела мою маму как «старушку из деревни», а не как женщину, которая воспитывала меня одной. Возможно, ты забыла я нет.
Он встаёт.
Этот разговор заканчивается здесь, говорит. Завтра, после разговора с мамой и доктором Рамиресом, я решу, что делать. До тех пор я не хочу, чтобы ты делала чтолибо рядом с ней, что не уважительно. Это минимум.
Он закрывает дверь в офис. Ольга остаётся сидеть, ощущая, как контроль ускользает.
На следующий день Алексей остаётся дома. Он звонит в фирму, передаёт срочные дела партнёру и сообщает, что будет в отпуске.
В девять утра они находятся в кабинете доктора Рамиреса, семейного врача. Мария Ивановна сидит на кушетке, слегка смущённая. Врач, седой, с серьёзным взглядом, осматривает её внимательно.
Вы потеряли слишком много веса с последнего визита, замечает он. Вы питаетесь нормально, Мария Ивановна?
Она колеблется, глядя на сына.
Доктор замечает напряжённость.
Я хочу побыть с ней один минуту, Алексей, просит он. Подождите у выхода, потом позову.
Алексей кивает, немного раздражённый, но идёт.
Когда дверь закрывается, Рамирес приближается к Марии.
Мария Ивановна говорит мягко. Я вас уже давно знаю. Ваш сын беспокоится. Я тоже. Что происходит в вашем доме?
Глаза Марии наполняются слезами.
У вас есть мать, доктор? спрашивает она.
Бывала, отвечает он. Почему вы бы не хотели, чтобы её защищали, даже если бы это стоило вам покоя?
Потому что она останавливается. Если бы она была в чужом доме, с людьми, не родными, я бы тоже хотела её защитить, даже если это нарушит мир остальных.
Доктор задаёт прямой вопрос.
То, что вы переживаете, не «старческое недуг», правильно? спрашивает он. Вас унижают?
Мария наконец открывается.
Она рассказывает о блюдах, оставОна наконец нашла в себе смелость рассказать правду, и жизнь семьи навсегда изменилась.
