— Родная моя, несчастная девочка… — сквозь слёзы шептала Татьяна, прижимая к груди новорождённую дочь. — Я уже вижу, какую судьбу тебе уготовила жизнь…
Малышка жадно тянулась к материнской груди, морщась от солёных капель, но голод брал верх. Татьяна не замечала этого — её сердце сжимали воспоминания, страх и проклятая фамильная печать одиночества.
В палату вошла медсестра в белом халате, строго окинув взглядом молодую мать.
— Опять рыдаешь? Ребёнку своё горе передашь. В чём дело? Дочь здорова, молока у тебя полно, а сидишь, будто на поминках. Хватит, возьми себя в руки.
Татьяна вздрогнула, словно очнувшись. Слабо улыбнулась — ребёнку, медсестре, себе — и прошептала:
— Я рада… Просто боюсь, что и её ждёт та же участь. Все женщины в нашем роду — одни. Думала, если родится сын, цепь порвётся… А тут снова дочка.
— Брось глупости, — смягчилась медсестра. — Не программируй ребёнка на беду. Как имя назовёшь, так и сложится. Уже решила, как звать будешь?
Татьяна опустила глаза.
— Бабка с матерью твердят — Надя. У нас все Надежды да Надюшки… А я узнала, что имя это ещё и «отчаявшаяся» значит. Не хочу. Назову её Светой. Пусть будет Светлана. Пусть её жизнь будет светлой…
— Правильно, — кивнула медсестра. — Свет — он и в имени, и в судьбе.
Светка росла крепкой, как дубок. Сильная, упрямая, с железным характером. В школе — первая, во дворе — заводила. Правда, бабка Аграфена всё ворчала: «Где же девичья стать?» — плечи широкие, походка мужицкая, вместо платьев — треники да кеды.
— Света, ну не парень же ты! — вздыхала бабка. — В шкафу платья — как на выставке. А ты — в рваных джинсах щеголяешь. Где ж косы до пояса? Где скромность?
— Отстаньте! — отмахивалась Светка. — Главное — кого я выберу, а не кто меня.
— Не сгори в своём упрямстве, дочка, — шептала Татьяна. — Жизнь-то не по нашим правилам живёт.
И вот в одиннадцатом классе Светка влюбилась. В кого? В тихоню Витю из параллели, который на дискотеке жался к стене, будто хотел сквозь неё провалиться. Она подошла, схватила его за руку и потащила танцевать. Он только покраснел и покорился. С тех пор не расставались.
После школы поступили в один институт, а на третьем курсе Света, не дожидаясь намёков, сама сделала предложение.
— Хватит болтаться, — заявила она Вите. — Пора жениться.
Витя и не сопротивлялся. Он привык, что Света командует, а он подчиняется. Его родители ликовали, как и семья Татьяны — если кто и мог разорвать родовое проклятие, так это их Светка.
На пятом курсе родился сын. Света ушла в декрет, а Витю оставили на кафедре. Всё было идеально… пока она не почувствовала перемену.
Муж стал задерживаться, хмуриться, отмалчиваться. Однажды и вовсе перестал рассказывать о работе. «Устал», — бурчал. Света всё поняла. И решила не ждать.
Подруга-секретарша шепнула: у Вити роман с Катей Морозовой, серой мышкой с их потока. Света не стала раздумывать. Встретила Катю у общаги, дала пару пощёчин на глазах у всей улицы — и та, с растрёпанными волосами, исчезла из поля зрения.
С Витей разговор был коротким. Первый удар — в глаз, второй — в челюсть.
— Я просто… хотел помочь, — лепетал он, прижимаясь к стене.
— Ещё раз поможешь, — прошипела Света, — отрежу кое-что. Навсегда.
С тех пор Витя ходил по струнке. Не рисковал — знал: со Светкой шутки плохи. Та самая девочка, которой пророчили одиночество, не только разорвала роковую цепь, но и построила семью, где сама стала центром — опорой, защитой и… Светом.
