Антонина Ивановна обожала в своей жизни лишь две вещи: себя — безраздельно, и своего сына Петеньку — с фанатичной, почти что священной преданностью. Петенька был не просто сыном. Он был её солнцем, вокруг которого крутилась её маленькая, вылизанная до блеска вселенная. С младенчества он получал всё самое лучшее: игрушки, о которых соседские дети могли лишь мечтать, одежду «как у царя» и деликатесы с лучших рынков.
Петю таскали по всем возможным кружкам: от бальных танцев («Для осанки, Петя!») до бокса («Чтоб мог постоять за себя!»). Петя, надо отдать ему должное, проявлял завидное постоянство: нигде не задерживался дольше месяца. Учиться было скучно, заниматься — немыслимо. Куда интереснее гонять ворон по двору, разрисовывать плакаты и пугать до обморока кошку Ваську, за что та однажды оставила ему на новеньких штанах памятные царапины. Антонина Ивановна только вздыхала: «Ну что поделать, уж такой у него нрав!»
Петя вырос. Превратился в долговязого увальня с вечно сонным взглядом и руками, не знавшими труда. И тут перед Анной Ивановной встала новая священная задача: защитить её солнце от посягательств. От девушек. Особенно — от «недостойных». В её личном рейтинге «достойности» значились: квартира (желательно в центре, отдельная), машина (иномарка, не старше пяти лет) и родители (обязательно с деньгами и положением). Петя, привыкший, что мама знает лучше, покорно отправлял всех восвояси. «Ну что ты, Петенька, у неё же отец — простой слесарь!» или «Ты посмотри, она в троллейбусе ездит! Тебе не пара». Постоянной девушки не было. Все были «не те».
Пока однажды в районном ДК, куда Петю занесло в поисках бесплатных пельменей на празднике (а вдруг угостят?), он не столкнулся лбом с Наташей. Она несла стопку книг, и они рассыпались. Петр, движимый редким порывом, помог собрать. Взглянул в большие, серые, как осенний дождь, глаза. И… что-то перевернулось. Наташа работала в библиотеке. Жила в крохотной «однушке» на окраине, доставшейся от бабки. Машины не было. Родители — школьные учителя из глубинки. По всем меркам Антонины Ивановны — полный провал. Но Наташа была тихой, улыбчивой, пахла книгами и ванильным печеньем. Петя, впервые в жизни, ослушался мать. Привёл Наташу домой.
Антонина Ивановна встретила невестку, как полковник — шпиона. Осмотр с головы до пят. Чай, остывший нарочно. Вопросы, будто допрос:
«Квартира есть? Однушка… На отшибе… Родители? Училки? Понятненько… А машину водить можешь? Не-а? Жаль».
Наташа краснела, мяла платок, отвечала тихо и честно. Петя уплетал мамин пирог и смотрел в окно. В душе Антонины Ивановны клокотал гнев. «Эта серая мышка?! Для моего царевича?! Ни за что!»
Но Петя упёрся. Впервые. Возможно, единственный раз в жизни. И Антонина Ивановна, скрипя сердце, дала «добро». Не потому что смирилась. Она затаилась. Как змея.
Свадьба была скромной. Наташа переехала в квартиру Антонины Ивановны (куда же ещё?). И началось. То, что свекровь называла «привыканием», а на деле — методичное унижение.
«Наташенька, борщ сегодня… какой-то жидкий. Не чета моему. Петенька любит густой, а это — вода».
«Ой, а пыль на полке! Петенька же аллергик! Надо вытирать дважды в день!» (Наташа вытирала утром и вечером).
«Петя, глянь, как Наташа твою рубашку погладила! Все в складочках! Сними, я переделаю».
Наташа терпела. Любила Петра. Надеялась, что он заступится. Но Петя привык, что мать всегда права. И молчал. Лишь иногда ворчал: «Ну, Нать, старайся. Мама ведь хочет как лучше».
Антонина Ивановна нападала хитрее:
«Петенька, а Наташа сегодня такую дешёвую колбасу купила… На тебе экономит?»
«Ой, Наташенька, ты в этом платье… точно мешок. Не идёт тебе. Петя, скажи ей, пусть не носит». (Платье было новым, купленным на первую зарплату).
Наташа плакала в подушку. Петя злился: «Хватит реветь! Мама просто заботится!»
Однажды, вернувшись с работы (Наташа подрабатывала в вечерней школе), она застала сцену: Антонина Ивановна выливала суп, который Наташа варила три часа.
«Ой, Наташенька! Прости! Случайно… Показалось, прокис. Ничего, Петенька, я тебе омлет сделаю! Лучше моего омлета ничего нет!»
Наташа взглянула на Петю. Он пожал плечами: «Ну что поделаешь, мама не специально. Не психуй».
Это стало последней каплей. Не крик, а шёпот вырвался у Наташи: «Петя, я больше не могу…»
«Ну и что?» — равнодушно бросил он, рассматривая заусенец.
Через месяц они развелись. Наташа ушла тихо, унося сумку с вещами и разбитое сердце. Антонина Ивановна торжествовала: «Вот видишь, сынок, избавились от обузы! Теперь найдём тебе настоящую!»
И Петя нашёл. Вернее, его нашла Света. Яркая, как павлин, громкая, с наглым блеском в глазах. Дочь владельца сети автосалонов. С квартирой в центре, машиной и родителями, перед которыми даже Антонина Ивановна невольно съёжилась. Света не ждала приглашения. Она ворвалась в их жизнь, как ураган, на шпильках и с запахом дорогого парфюма.
Первый же ужин стал битвой.
Антонина Ивановна (сладко): «Светочка, супчик твой… пересолён. Петенька не любит солёного».
Света (громко, с полным ртом): «А я люблю! Петь, попробуй, объедение! Мамаша, вам бы только покритиковать!»
Петя застыл с ложкой в воздухе. Мамаша?..
«Светочка, пыль на полке…»
«Вижу! Петь, купим робот-пылесос? У папы такой, огонь! Мамаша, вы уж извините, я не уборщица!»
«Света, Петеньке этаВ тот вечер Петя впервые твёрдо сказал матери: “Хватит, мама”, а через месяц Антонина Ивановна, сжав чемодан дрожащими пальцами, сидела в казённом кресле дома престарелых “Берёзка” и понимала, что её солнце навсегда зашло.