Сегодня случилось то, чего я так боялся. Уже собирался лечь спать, когда из комнаты дочки донеслись тихие всхлипы. Я бросился туда, будто меня обдали кипятком.
— Солнышко, что случилось? — присел на край кровати, коснулся её плеча.
Ангелина отпрянула, спрятала лицо в подушку и сквозь слёзы прошептала:
— Уйди… Не хочу тебя видеть.
Словно нож в сердце.
— Что ты такое говоришь, зайка? Почему?
— Потому что ты… ты плохой! — девочка поднялась, глаза полны слёз. — Мама всё рассказала! Я знаю правду о тебе!
Вспомнил, как всё начиналось. Каждый спор с Людмилой заканчивался одной фразой:
— Раз такой умный — подавай на развод!
Я молчал, сжимая зубы. Мужчина должен терпеть, сохранять семью, даже если душа уже в петле. Так нас учили.
Но в тот раз что-то внутри переломилось. Впервые посмотрел ей прямо в глаза и не отступил.
— Хорошо, — тихо сказал.
Она остолбенела, потом фыркнула:
— Очухаешься — передумаешь.
Но я не передумал. Всю ночь лежал без сна, вспоминал каждый год вместе. Её вечные упрёки. Тень тёщи в нашем доме. Даже выбор обоев решался с её одобрения. А когда понял, что и дочь считает бабушку главной, осознал: меня тут давно нет.
Утром молча складывал вещи. Люда орала, вырывала из рук кастрюли, полотенца, даже старую щётку для обуви — всё, что куплено в браке, тащила обратно.
— Живи теперь один, гол как сокол! — крикнула тёща на прощанье, грозя кулаком.
Я стоял среди опустевших стен и не плакал. Ни единой слезинки.
Суд прошёл без них — ни Людмила, ни её мать не пришли. И, к моему удивлению, за два года даже не попытались отобрать Ангелину. Я работал, растил дочь, не искал отношений, но однажды любовь сама постучалась в дверь.
Маргарита вошла в нашу жизнь тихо. Не давила, не клялась в вечности, просто была рядом. Помогала. Слушала.
— Я понимаю, — говорила она. — Дочь на первом месте. И это правильно. Мы с ней найдём общий язык.
Тогда я ещё не знал, как эти простые слова обернутся против нас.
Сначала всё шло хорошо. Ангелина и Рита рисовали, пекли печенье, смеялись. Но потом дочь стала отдаляться. Избегала взгляда, отвечала односложно. А сегодня и вовсе сказала мне уйти.
— Ты хочешь меня бросить! — закричала она, сжимая кулачки. — У тебя будут свои дети, а я вам не нужна! Вы отдадите меня в приют!
Внутри всё сжалось в комок.
— Кто тебе это сказал, зайка?
— Мама! Она сказала, что ты уже договорился, чтобы меня забрали, потому что я мешаю!
Голос дрожал, когда я обнял её и прошептал:
— Никогда. Слышишь? Ты моя кровинка. Самое дорогое.
Сначала она вырывалась, но потом обняла в ответ. Только в глазах остался страх. Неуверенность. И это было хуже всего.
Прошло несколько дней. Ангелина вернулась от матери сияющая — рассказывала, как катались на лошадях, ели мороженое. А вечером сидела, уткнувшись в подушку, и молчала.
— Ты же была такой весёлой. Что случилось?
— Ничего, — буркнула она.
— Ангелина, — присел рядом. — Пожалуйста…
— Это ты её попросил, да? — вдруг взорвалась она. — Чтобы она меня забрала, потому что я вам мешаю!
Больше не мог терпеть. Набрал Людмилу. Её голос в трубке звучал самодовольно.
— Ну и что? Она же с тобой, чего ты ноешь?
— Хватит врать. Если ещё раз услышу, что ты настраиваешь дочь против меня — лишу тебя встреч. Ясно?
— Это ты мне угрожаешь? — прошипела она. — Сама всё придумала!
— Правда? И Ангелина сама придумала, что я сдам её в приют, как только у нас будет ребёнок?
Молчание.
— За два года ты трижды заплатила алименты. Хочешь, чтобы я подал в суд? Думаю, им интересно будет узнать о твоих «разговорах».
Тишина.
— Запомни, Людмила. Больше ни слова.
Бросил трубку. Руки дрожали, но рядом была Рита. Она молча обняла меня.
— Всё нормально? — спросила тихо.
— Теперь да, — ответил. — Теперь я не отступлю.
Ночью сидел у кровати дочери, гладил её по волосам. Она ещё сжималась во сне, но в глазах уже был свет. Я знал — это только начало. Бывшая не успокоится, будет снова и снова сеять в ребёнке страх.
Но теперь я не один.
Я научился быть сильным. И рядом есть тот, кто не требует делить любовь — а готов её умножить.
Вывод? Дети — не оружие. И если кто-то использует их в войне, значит, уже проиграл.
