Цена моего имени: правда, которую скрывали от меня двадцать лет
Я всегда носила фамилию матери — Смирнова. Отца я не помнила, да и не стремилась вспоминать. Мама говорила, что он ушёл, когда мне не было и двух лет, и с тех пор о нём ни слуху ни духу. Я не задавала лишних вопросов. Думала — так и должно быть. Есть мама, есть бабушка, есть я… Казалось, этого вполне достаточно.
Но когда мне исполнилось двадцать, всё изменилось. Я устроилась в городской архив — работа скучная, бумажная, зато рядом с домом и без лишней суеты. Через месяц начальница поручила разобрать старые дела в дальнем шкафу. И вот там, среди пожелтевших справок и выписок, я нашла документ, от вида которого у меня похолодели пальцы. Моё свидетельство о рождении.
«Странно, — мелькнуло в голове. — Почему оно здесь?»
Я открыла его — и сердце замерло. В графе «отец» стояло имя: Дмитрий Игоревич Волков. Не Смирнов. И не прочерк. А ведь мама всегда твердила, что отец не признал меня, что сбежал, что от него не было ни строчки… Но вот он — официальный документ.
Весь день я не могла прийти в себя. Сидела, уставившись в эту бумагу, словно в неё была вписана другая жизнь. Вечером пошла к маме. Она гладила бельё под мерный гул телевизора.
— Мам… кто такой Дмитрий Волков?
Утюг застыл в воздухе. Она медленно поставила его на подставку и опустилась на стул.
— Откуда ты узнала это имя?
— В архиве. Я нашла своё свидетельство. Там он записан как мой отец. Ты же говорила, что он нас бросил… но если он признал меня…
Мама закрыла глаза.
— Прости. Я солгала. Боялась, что правда разрушит твою жизнь.
И она рассказала всё. Без утайки.
Дима был её первой любовью. Они познакомились в техникуме, были неразлучны, строили планы. Когда мама забеременела, он сразу сделал предложение. Но его семья воспротивилась. Родители считали маму недостойной: без денег, без положения, из простой рабочей семьи. Он пытался спорить, но мать пригрозила лишить наследства и выгнала его из дома.
Они расписались. Мама была на пятом месяце. Снимали комнату, считали копейки. А потом Диму забрали в армию. Он писал письма, звонил, просил ждать. Но через два месяца связь оборвалась. Мама поехала в его город — и там ей сказали, что он… женился. На другой. И она ждёт ребёнка.
Мама упала в обморок прямо в загсе. Очнулась — и уехала, чтобы больше не возвращаться. Родила меня, дала свою фамилию. Но, как выяснилось, Дима ушёл от той женщины через год. Приехал к нам — с конфетами, подарками, деньгами. Хотел быть отцом. Мама выгнала его. А он, уже имея влияние, добился, чтобы его имя внесли в моё свидетельство.
Потом приезжал ещё дважды. Но мама не простила. И мне о нём не рассказывала.
Я молчала. В груди бушевало. Но на следующий день села на электричку. В документах был его адрес.
Он жил в коттеджном посёлке под Москвой. Я долго стояла у калитки, затем нажала звонок.
Дверь открыла женщина. Моя мачеха. Она не удивилась.
— Ты Настя? Он ждал тебя много лет. Проходи.
В гостиной сидел седоволосый мужчина с голубыми, до боли знакомыми глазами.
— Здравствуй, дочка…
Я плакала. Он тоже. А потом часами рассказывал то, чего я не знала. Как искал, как ждал, как писал письма, которые мама возвращала. Как хотел прийти в школу, но боялся нарушить мой покой. Как радовался, узнав, что я живу в Москве — но не решался ворваться в мою жизнь.
Теперь мы общаемся. И я больше не Настя Смирнова — а Настя Волкова. Потому что в моей душе наконец нашлось место для правды. И для отца.
