И он меня понял!
Весело мне тогда не было, осознал я вдруг, что затея-то глупость редкостная. Я ведь его продал. Думал, что все это игра, ведь щенок мой тоже думал, что шутка, надеялся, что я шучу. А потом понял по-настоящему я его продал.
У каждого своя пора жизни. Кто-то к застолью привык щедрому, а кому лишь ржаного хлебца с докторской колбаской, да и счастье уже.
Мы жили, как могли, то лучше, то хуже.
Мал был я тогда лет семь, не больше. Дядя мой, мамин брат, Петр Федорович, однажды в начале весны притащил в мешке маленького щенка овчарки. Здорово повезло мне: пёс был смышленый, быстро привык ко мне, словно тенью ходил по пятам, будто бы каждое мое слово чувствовал. Глаза у него были умные, человеческие почти.
Лежать, скажу, а он уже лежит, глядит прямо в душу, будто спрашивает: ты доволен мною, хозяин?
Служить, подниму руку, а он вскакивает, ждет, ждет, когда же дам за старания кусочек чего вкусного.
А угощать-то мне было нечем. Сами ели вполголоса, все на столе считали.
Время было тяжёлое.
Дядя Петр Федорович, тот, кто щенка мне принес, однажды говорит:
Эх, не горюй, Ваня, какой у тебя пес преданный, видно сразу. А ты возьми, да попробуй продай его, а потом зови он всё равно к тебе сбежит. Никто не узнает, зато рублики будут, гостинчики и себе, и матери купишь, и другу. Слушай меня, я ведь в жизни тертый.
Словам взрослого поверил. Думал, что и правда игра, ничего страшного. Тем более, дядя не раз веселым казался. На гостинчик щенку и себе поскупился бы кто другой, а я мальчишка.
Шепнул я Барсу, что вот, мол, завтра отдам тебя чужим, но ты не бойся я приду, позову, тогда ты беги ко мне, не оглядывайся.
И ведь понял он! Тявкнул в ухо, будто согласен.
Назавтра с утра поводок, рубашка, сумку через плечо, и пошли мы на рынок, что у станции стоял. Народ кругом суетился: бабки семечки продавали, кто морковь, кто яблоки.
С электрички народ льется, что муравьи, кто за гвоздями, кто за рыбой, каждый со своей заботой.
Я вытащил Барса вперед, стал рядом. Люди проходили, смотрят, но никто не останавливается. Уже почти все разошлись по своим делам, только один мужик в ватнике с серьезным лицом подошёл:
Ты, мальчуган, зачем тут? Кого-то встречаешь иль, может, щенка продаешь? Дай-ка, покажу жене, гляди, какой крепыш! Ладно, возьму, и сунул в руку мне горсть бумажных рублей.
Я ему поводок отдал, Барс завилял хвостом, будто не сразу понял, что его уводят.
Давай, друг, иди, Барс, шепчу, я приду, позову, беги ко мне! А сам прячусь, чтобы видеть, куда его уводят. Барс шёл за мужиком, оглянулся разок, ушами повёл.
Вечером я домой принёс батон свежего черного, пару колечек докторской, да маленький кулёк конфет “Коровка”.
Мать строго спросила:
Ты у кого это взял, сын? Уж не украл ли?
Нет, мам, я помог на станции сумки донести, дали за работу.
Ну, молодец, поешь, да давай спать скорее.
Да и не спросила про Барса не то чтобы равнодушна, просто забот своих было выше головы.
Дядя Петр Федорович с утра зашёл:
Ну как, Иванушка, продал верного? Ладно, держись, хлопнул по плечу. Я от него отвернулся, не ответил. Всю ночь ворочался, да и кусок в горло не шел.
Весело не было мне, понял я свою дурь. Недаром мать всегда на дядю сердилась:
Не слушай его, дурной он, ворчала.
Я схватил портфель и бегом из дому.
Три квартала до нового дома Барса бежал, не разбирая дороги.
Барс сидел во дворе, за деревянным высоким забором, к чурке привязан крепкой верёвкой.
Звал его, а он глядел на меня глазами грустными, головой на лапах, хвостом слабо махал, даже гавкнуть толком не мог.
Продал я его. Для него игра быстро закончилась, понял пёс предал его.
Тут и хозяин новый вышел, прикрикнул на Барса, тот хвост поджал. Я понял все пропало.
Вечером на станции опять подносил сумки: платили копейки, но медленно да верно я наскреб нужную сумму. Руки тряслись, но к калитке я подошёл и постучал:
Дядь, я… вот деньги, возьмите назад, хочу пса обратно
Мужик с прищуром на меня глянул, помолчал, после молча взял рубли, отвязал Барса:
Забирай, парнишка. Тоскует пёс, не привык он ко мне, толку не будет. Но смотри сам простит ли он тебя теперь?
Барс смотрел в пол, медлил, затем аккуратно лизнул руку и ткнулся носом мне в пузо.
С тех пор минуло много лет, а урок тот я на всю жизнь запомнил: друзей ни за что не продают, даже ради шутки или гостинца.
Мать вечером обрадовалась:
Я вчера уставшая была, а утром смотрю где же наш Барс, ведь и привыкла к нему, родной стал!
А дядя Петр Федорович всё реже заглядывал на огонек. Не нравились больше нам его шутки.
