Ради меня…
Антонина медленно водила утюгом по простыне, чувствуя, как капли пота скатываются по вискам. Вечер не принёс прохлады, а от раскалённой подошвы утюга исходило тепло. Оставалось погладить ещё пару рубашек, когда зазвонил телефон. Звонок оборвался, но почти сразу раздался снова, раздражая назойливым трезвоном.
Антонина отложила утюг, подошла к столу и подняла трубку. На экране светилось имя подруги, и сердце ёкнуло от неожиданности.
— Ольга? Ты? Что случилось? — тревожно спросила она.
— Конечно, я. А кто же ещё? Случилось: еду в командировку в Москву, отказалась от гостиницы, решила остановиться у тебя. Возьмёшь на пару дней?
— Да что ты спрашиваешь! Когда приезжаешь? — Антонина напряглась, вспомнив, что в холодильнике почти пусто. Сама она ела мало, обходилась чаем да бутербродами.
— Завтра. Знаю, неожиданно, но решилось всё в последний момент. Кину тебе номер поезда и время. Встретишь?
— Конечно, встречу, — пообещала Антонина, но внутри защемило: брать отгулы неудобно, да и сил не хватает.
Но подруга успокоила: приедет вечером, всего на два дня. От сердца отлегло.
— Ты только не заморачивайся, а то я тебя знаю. Успеем наговориться, — бросила Ольга и положила трубку.
Антонина догладила рубашки, аккуратно сложила их в шкаф. Приятно, конечно, что подруга вспомнила, но… «Начнёт расспрашивать, в душу лезть, а я только свыклась с одиночеством. И чем её кормить-то?» Взгляд упал на часы. «До закрытия магазина успею. Завтра точно не получится…»
Заглянула в холодильник. Себе готовить было лень, да и аппетита не было — после химии во рту стоял горький привкус. Переоделась и вышла на улицу, думая о подруге.
Они подружились ещё в школе, когда в шестом классе к ним перевелась новая — Ольга, с тёмными косами и задорным смехом. Потом вместе поступили в медицинский. На третьем курсе Ольга влюбилась в курсанта, вышла замуж и уехала с ним в военный городок, перевелась на заочное.
Сначала переписывались, потом звонили, но со временем общение свелось к редким поздравлениям. Свои заботы, свои семьи. У Ольги двое сыновей — бегают, шумят, про отцовскую строгость жалуются.
Антонина вышла замуж год спустя, сразу забеременела. Роды были тяжёлые, второго ребёнка врачи запретили. Дочь выросла, выучилась на педагога, вышла замуж и уехала с мужем в Питер.
В магазине Антонина раздумывала, что купить. «Хорошо, хоть убирать не нужно. Кто у меня мусорит? Подруга же, не проверка…» Потом задумалась: сказать ли Ольге, что муж в командировке? Или признаться, что он ушёл к другой? «Ольга ж сразу раскусит. Да и скрывать что? И так видно — мужских вещей в доме нет…»
Она давно догадалась, что у мужа есть кто-то. Стал вдруг следить за собой — кроссовки купил, в зал записался. Правда, хватило его ненадолго. Пока жила дочь, оба делали вид, что всё в порядке. Он «задерживался на работе», приходил только ночью. Антонине даже было проще — не надо притворяться.
А когда дочь уехала, она сама предложила ему собрать вещи. Аккуратно сложила его рубашки в чемодан. Пусть та, другая, знает — жена была заботливая. Пусть он знает, что теряет. Может, одумается… Но время шло, а он не возвращался.
А потом… Потом, на плановом осмотре, врачи нашли опухоль. Все обиды сразу стали мелкими. Операция, химия. Каждый раз перед осмотром сердце сжималось от страха. Но пока держались.
Иногда хотелось позвонить ему, сказать. Но зачем? Пожалеет? Вернётся из жалости? Нет, ей это не нужно.
Так и жила одна. Новых подруг не заводила. Гуляла в парке, где встречала одних и тех же бабушек с внуками. Кивала, улыбалась.
— Хорошая погода…
— Внуки подросли?..
— Давно вас не видела…
Вот и всё.
На следующий день Антонина после работы засуетилась: нажарила котлет, нарезала салат. Успела протереть пол перед тем, как ехать на вокзал. Устала, но отдыхать некогда — надо встречать подругу.
Поезд медленно подкатил к перрону. Антонина вглядывалась в окна, пытаясь разглядеть Ольгу. Наконец, народ повалил из вагонов. Она не побежала к голове состава — в толке можно промахнуться. «А вдруг не узнаю? Столько лет не виделись…»
Остановилась у перехода, где поток замедлялся. И вдруг увидела её — постарше, полнее, но ту самую Ольгу. Та металлась, высматривая подругу. Антонина помахала рукой. Ольга заметила, бросилась через толпу. Их толкали, задевали сумками, но они стояли, обнявшись, будто не было этих долгих лет.
— Пойдём, — сказала Антонина.
Шли по переходу, перебивая друг друга:
— Боялась, что не узнаю!
— Я тебя сразу вижу!
В автобусе было душно. Антонина чувствовала, как подруга разглядывает её, но сил притворяться не было. Дома она рухнула на диван. Ольга села рядом.
— Отдыхай. Вижу, еле держишься. Я предупреждала, чтобы не заморачивалась. Запахи — пальчики оближешь! Я пока душ приму, потом поговорим.
Антонина была благодарна. Ольга вышла из ванной свежая, будто не ехала сутки в поезде. Достала бутылку вина. Выпили по бокалу, потом ещё. И Антонина не выдержала — рассказала про мужа, про болезнь, про страх перед каждым осмотром…
— Прости, что не звонила. Как ты одна справлялась? — Ольга обняла её, и они поплакали вместе.
Легли за полночь. Антонина долго не могла уснуть, но на душе стало легче.
Утром она ушла на работу, оставив Ольге ключи. Та звонила, отчитывалась: бегала по делам, вернётся поздно. Вечером снова говорили без умолку. Ольга жаловалась: старший сын пошёл по стопам отца, рвётся на службу. Младший целыми днями в компьютере…
—Вечером, когда Сергей осторожно обнял её за плечи, Антонина закрыла глаза и почувствовала, что даже после самых долгих бурь наступает тишина.