Он выставил меня за дверь, обвинив в болезни малыша: «Ты не мать, а проклятие!»
— Что ты натворила?! Из-за тебя ребёнок слег! Вон отсюда! Сию же минуту! Чтобы твоей тени больше не было в этом доме! — орал он, и в его голосе не было ни грамма сомнения. Одна лишь ярость и обвинения.
Так Игорь поставил жирную точку. Не в споре — в нашей семье.
Он был уверен: всё, что случилось с сыном, — моя вина. Температура, сопли, детские слёзы — якобы плоды моей халатности. Я, мол, не мать, а катастрофа, вечно всё делаю не так, и вообще, «куда смотрела». И переубедить его было невозможно. Он не слушал. Не хотел слушать.
Я прижалась к стене в прихожей, пока он носился по квартире, хлопал дверьми и в бешенстве перетаскивал детские вещи. В соседней комнате лежал наш сын — с лихорадкой, сонный, слабенький. Я провела с ним всю ночь, поила, охлаждала лоб, не отходила ни на шаг. А теперь — «вон».
Когда Игорь уложил малыша, он подошёл ко мне. Лицо — как каменная маска. В глазах — ледяная ясность.
— Ты чего ещё тут торчишь? Я сказал — вали. Забудь про сына. Ему не нужна такая мать. И чтоб я тебя больше не видел.
Я не кричала. Не препиралась. Только шептала, что люблю сына, что готова исправиться. Умоляла его одуматься. Но он не слышал.
— Ты только мешаешь. Ты ему только вредишь, Лена, — бросил он, будто вынес приговор. — Всё и так ясно.
Он сунул мне мою сумку. Молча распахнул дверь. И указал на улицу.
Я не помню, как оказалась на лестничной площадке. В глазах плыло. Было холодно, руки тряслись, а в голове стучало одно: «Я оставила сына… Меня вычеркнули из его жизни».
Игорь не взял трубку на следующий день. Не отозвался через неделю. Он везде меня заблокировал.
Я писала сообщения, звонила его маме, умоляла хотя бы на минуту увидеть сына. Но никто не ответил. Я словно испарилась.
Я — мать. Я носила этого мальчика под сердцем девять месяцев. Я родила его, качала ночами, сидела у его кроватки, когда у него резались зубы.
А теперь я — «никто».
Игорь решил, что может просто отнять у меня ребёнка. Без суда, без опеки. Просто потому что ему вздумалось — мол, «ребёнок чихнул, значит, мать никуда не годится».
А я ведь и правда ни в чём не виновата. Обычная простуда. Осень, промозглый ветер, детсад, где все сопливые. Но для Игоря это стало лишь поводом. Поводом добить.
Я не знаю, чем всё закончится. Но я не сдамся. Через суд, через годы — я верну своего сына.
Потому что я — мама. А мамой не временно назначают. Это — навсегда. Даже если твоё «навсегда» теперь осталось за чужим порогом.
