Его выгнали в новогоднюю ночь; годы спустя он открыл им дверь, но не туда, куда они надеялись.
В ночь под бой курантов родители вышвырнули его из дома. Прошли годы, и он распахнул перед ними дверь но не так, как они мечтали.
В окнах мерцали гирлянды, в домах звучали песни, люди обнимались у ёлки. Город жил в предвкушении праздника. А он стоял на крыльце, один, в тонкой куртке и домашних тапочках, с рюкзаком, брошенным в снег, не веря, что это происходит наяву. Только ледяной ветер и колючие снежинки, бившие по лицу, напоминали: это не сон.
Убирайся! Чтобы я тебя больше не видел! крикнул отец, и тяжёлая дверь с грохотом захлопнулась перед самым его носом.
А мать? Молча стояла в углу, сжав плечи, уставившись в пол. Ни слова. Ни шага в его сторону. Только закусила губу и отвернулась. Тихое равнодушие оказалось страшнее любого крика.
Владимир Соколов сошёл с крыльца. Снег тут же промочил ноги. Он шёл, не зная куда. В окнах люди пили чай, дарили подарки, смеялись. А он, никому не нужный, растворялся в белой тишине зимы.
Первые недели ночевал где придётся: на автовокзалах, в подъездах, в подвалах. Всюду гнали. Ел, что находил в помойках. Один раз украл булку хлеба. Не из злости, а от отчаяния.
Как-то в подвале его нашёл старик с тростью. Сказал: «Держись. Мир жесток. Но ты не становись таким же». И ушёл, оставив банку тушёнки.
Эти слова Владимир запомнил навсегда.
Потом он заболел. Жар, озноб, бред. Он уже умирал, когда кто-то вытащил его из сугроба. Это была Анна Ковалёва, социальный работник. Обняла и прошептала: «Тихо. Ты не один».
Он попал в приют. Там было тепло. Пахло щами и надеждой. Анна приходила каждый день. Приносила книги. Учила верить в себя. Говорила: «У тебя есть права. Даже если у тебя ничего нет».
Он читал. Слушал. Запоминал. И дал себе слово: однажды поможет другим таким же потерянным.
Сдал ЕГЭ. Поступил в университет. Днём учился, ночью мыл полы. Не жаловался. Не сдавался. Стал адвокатом. И теперь защищал тех, у кого нет дома, защиты, голоса.
И вот спустя много лет в его кабинет вошли двое сгорбленный мужчина и женщина с седыми кудрями. Он узнал их сразу. Отец и мать. Те, что когда-то в лютую ночь выбросили его на улицу.
Володя прости нас прошептал отец.
Он молчал. Внутри пустота. Ни злобы, ни боли. Только холодная ясность.
Прощение возможно. Но возврата нет. Я умер для вас тогда. Вы для меня.
Он открыл дверь.
Уходите. И не возвращайтесь.
Затем снова взялся за работу. За новое дело. За ребёнка, которому нужна была помощь.
Потому что он знал, каково это стоять босым на снегу. И знал, как важно, чтобы в тот самый момент кто-то сказал: «Ты не один».
