Отец ушёл, когда узнал о маминой связи с коллегой. Дома разразился страшный скандал.
— А чего ты хотел? Я вечно одна! Ты сутками на работе! Мне же внимание нужно, я же женщина!
— Да? А что скажешь, если я твоего «внимательного» Валерку посажу? Подкину ему наркоты — и в тюрьму, а? — холодно прошипел отец. Он работал опером в полиции.
— Не смеешь! Ты сам всё испортил!
Мать рухнула на диван в слезах. Отец уже собрал свои вещи и направился к выходу. Я стоял у двери в зал, готовый лечь поперёк, лишь бы он не ушёл. Как так? У нас же всегда была крепкая семья. Родители почти не ругались, смеялись над одними шутками. Да, отец пропадал на работе, приходил вымотанный, мечтая только о сне. Но те редкие моменты, когда мы были вместе, доказывали — у нас всё хорошо! Как мать могла всё разрушить? И неужели отец не простит?
— Глеб, не уходи, — всхлипнула мать, оторвав руки от лица. — Прости! Вань, не стой тут, как истукан!
Но я не сдвинулся. Двенадцатилетнему мне казалось, что могу их остановить. Сохранить семью.
— Вань, дай пройти, — отец сказал это тем же тоном, каким говорил по работе. Не домашним. Чужим.
— Не уходи!
— Двигай!
— Пап… а я?
Он отодвинул меня, как пустой стул, и вышел. Видимо, спешил уйти, чтобы не натворить беды. В глазах у него стояла такая злоба, что сейчас я понимаю — он поступил правильно. А тогда… тогда он стал человеком, который отшвырнул меня. А мать — той, кто устроил этот кошмар.
Валера, конечно, оказался сволочью и бросил мать следом. Она осталась одна: муж ушёл, любовник слился, сын её ненавидит. Ей было тяжело, а я…
Я начал пропадать на улице, связался с плохой компанией. Сначала мелкие кражи, потом наглели. Попались на ограблении мажора — не все. Охрана схватила меня и Стёпку. Отец, к тому времени начальник оперативного, приехал в участок. Наша редкая фамилия — Соколов — и отчество (Глебович, не Иванович) его выдали. Кто-то его знал, вот и позвонил.
— Выходи.
— Иди ты.
Он вытащил меня из камеры.
— А Стёпка? — заорал я, дёргаясь.
Отец затолкал меня в допросную и дал две затрещины. Вытирая кровь со слезами, я ненавидел его ещё сильнее.
— Сколько тебе?
— Чего?
— Лет, спрашиваю! Пятнадцать?
Меня это разозлило.
— Поздравляю! Свой сын — и не знаешь, сколько ему лет!
— Да потому что ты не мой! — рявкнул он. — Я взял Галю беременной. Думал, будет нормальной женой. А она… — он грубо выругался.
— Кто мой отец? — тупо переспросил я.
Он дал платок и воду, я умылся. Глеб сел напротив:
— Прости, что ударил. Ты меня подвёл. Думаешь, у меня своих проблем мало?
— Ну и решай их.
— Вань… по документам ты мой. Алименты плачу исправно. Но если так продолжишь — откажусь. Пусть сажают — какое мне дело?
— А сейчас?
— Что сейчас?
— Сейчас… посадят?
Он покачал головой.
— А Стёпка?
— У Стёпки своя семья. Разберутся. Тебе бы о себе подумать. Тюрьма — не малина, там ад. Особенно для малолеток.
Я не хотел в тюрьму. Просто жить было больно. Этими мыслями я и поделился.
— Короче, выбор за тебя никто не сделает. Или исправляешься, или катишься вниз. Свободен.
Я пошёл к выходу. Отец вдруг крикнул:
— И мать не вини. В разводе всегда виноваты двое. А то, что я накричал… забудь.
— Батенька, вы же любили друг друга! Может, помиритесь? — без надежды спросил я.
— Забудь и это, сынок.
Ребята из нашей шайки не хотели меня отпускать. Пришлось подраться. Стёпку отец вытащил на условку, он продолжил свои дела. Я выбрал другой путь.
Мать простил. Хотел спросить, кто мой настоящий отец, но передумал. Учёба отнимала всё время — наверстывал упущенное.
Подтянул оценки и подал документы в вузы МВД.
— Ты с ума сошёл? — кричала мать. — Вспомни отца! Это не жизнь!
Отца я помнил. Но не виделись. Без обид, просто так вышло. Окончив учёбу лейтенантом, приехал к нему без предупреждения. Хотел лишь показать: я выбрал правильный путь.
Он всё ещё возглавлял оперотдел. Карьера не сложилась, но его это устраивало. Я зашёл в кабинет.
— Здравия желаю, — козырнул. — Лейтенант Соколов. Разрешите?
— Ванька? — отец остолбенел.
Значит, мать не рассказала.
— Да ладно, сынок… Садись, рассказывай.
Он налил чай, предложил коньяк — я отказался. Говорили около часа. Отец изредка отвечал на звонки. Его виски поседели, лицо покрылось морщинами. Этот чужой и родной человек смотрел на меня со слезой. Вытирал её. Что его так пробило?
Я рассказал о своих успехах, мы обсудили футбол и политику. Пора было уходить.
— Ладно, пап, пойду.
Встал.
— Погоди! — отец вскочил. — Давай к нам в отдел, а?
Задумался. Хотелось ли работать под его началом? Наверное, да. Наверное, все эти десять лет я скучал. Чёрт возьми, десять лет… Я сел обратно.
— Не уйдёшь? — спросил он.
— Не уйду. Уйти всегда успею.
