«— Детки, я вам тут блинчиков напекла, — раздалось в семь утра воскресным утром…»
Когда я выходила замуж за Дмитрия, подруги завидовали шепотом: «Тебе повезло! У тебя свекровь — ангел во плоти». И правда, Галина Степановна поначалу казалась женщиной тактичной, мудрой и, что важнее всего, душевной. Не лезла с наставлениями, не учила уму-разуму, а на свадьбе и вовсе произнесла тост: «Пусть молодые сами строят свою жизнь без моего вмешательства».
Прошло пять лет. И я не узнаю ту добрую бабушку. Теперь она каждое воскресенье стоит на пороге ровно в семь, с дымящейся стопкой блинов, баночкой малинового варенья и голосом, будто тренированным на стадионе: «Родные, подъем! Я вам завтрак приготовила!»
А начиналось всё невинно. После свадьбы мы с Димой временно поселились в её двушке в Рязани. Я старалась не перечить, помогала по дому, избегала конфликтов. Всё шло гладко — свекровь лишь изредка ворчала, что я не так вытираю пыль или стираю носки не в той воде. Но кому какое дело, верно?
Через два года мы скопили на первоначальный взнос и купили квартиру в новостройке на окраине. Я обрадовалась — наконец-то своё пространство. Галина Степановна навещала нас по выходным, предварительно звонила. Мы даже радовались — привозила пирожки, помогала с мелочами, иногда присматривала за нашим котом Барсиком, когда мы уезжали.
Но ненадолго. Однажды она обронила: «Переехала бы поближе — вдруг внуки? Надо помогать!» Мы с Димой переглянулись, но промолчали. Она настояла, чтобы мы помогли продать её квартиру и купить новую — в соседнем доме. «Ну и ладно, — подумала я, — будем держать границы».
Границы исчезли мгновенно. Как только она заселилась, всё пошло наперекосяк. Свекровь выпросила у Димы запасные ключи — «а вдруг пожар?» — и стала наведываться без предупреждения. Возвращаюсь с работы — а на плите уже щи булькают: «Решила вас порадовать!» Гладила мои платья, стирала мои колготки, рылась в шкафах — «просто прибралась». Однажды застала её в нашей спальне — меняла простыни. Без спроса. Без стука.
Я пыталась объяснить Диме, что это уже перебор. Что мне некомфортно. Что будто я не хозяйка, а гостья. Но он лишь отмахивался: «Она же из добрых побуждений. Разве не видишь, как старается?»
А мне хочется зарыдать: я не просила ни блинов, ни варенья, ни выглаженных рубашек! Хочу спать в выходной сколько хочу. Ходить по дому в растянутой футболке, а не кутаться в халат, потому что «мама пришла». Жить как взрослая, а не как девочка, за которой всё ещё присматривают.
Но если скажу ей прямо — обидится. До слёз. Обзовёт неблагодарной, скажет, что отдала всё, а я её гоню.
Как объяснить, что забота — не опека? Что помощь — не назойливость? Что любовь не меряется стопками блинов?
Не знаю. Но я устала. И с каждым воскресным утром, с каждым звонком в дверь, внутри растёт бессилие. Неужели тишина в своём доме — это слишком много?
