— Ты опять купил не тот хлеб. Я же просила — без семечек, — Ольга швырнула буханку на кухонный стол, даже не взглянув на Игоря.
— Это был последний, — спокойно ответил он, поправляя очки. — Нормальный хлеб, чего ты завелась?
— У Алёши потом живот болит. Тебе легко говорить — не ты ночью с ним сидишь, больничные не берёшь.
Игорь зажмурился, медленно выдохнул. Поставил пакеты с продуктами у балкона, сел на табуретку у окна. Будто отгораживался от семьи. Хотел быть ближе — не получалось.
В дверь позвонила Татьяна, сестра Ольги. Вошла с пирогом из «Пятёрочки» и привычной улыбкой. Здесь, в квартире сестры, её накрывало чувство дежавю. Вечно один и тот же быт, но такой домашний, тёплый. Её тянуло к этому теплу.
— Ну что, живёте-поживаете? — раскатисто спросила она, сбрасывая сапоги.
— Как в сказке — чем дальше, тем страшнее. Только уроки доделали, теперь ужин, потом ванна. И на завтра рубашки гладить, — отозвалась Ольга, швыряя в холодильник пачку пельменей. — С утра на ногах, даже чаю нормально не выпила.
— Колени хотя бы не хрустят? — фыркнула Татьяна.
Игорь лишь кивнул ей и исчез в спальне. Давно перестал влезать в их разговоры.
— Опять всё по старой схеме? — тихо спросила Татьяна, следя за сестрой взглядом.
— О чём ты?
— Ну, ты тут воевода, а Игорь — как привидение.
Ольга махнула рукой, глаза сверкнули раздражением.
— Не лезь. У нас обычное разделение: я — дом, он — работа. Как у всех.
— Не в этом дело. Он уже два часа дома. Вы хоть слово друг другу сказали?
— Да ладно, неужто я обязана каждый вечер устраивать ему романтик? У нас двое детей!
Кухня была тесной. Узкий стол, стулья с потрёпанными сиденьями, поцарапанная разделочная доска. На стене — расписание: английский по вторникам, хоккей по субботам. Всё выведено Ольгиным подчерком.
— Дети — это приговор личной жизни? — прищурилась Татьяна.
Ольга пожала плечами.
— Просто не хочу, чтобы у них было… Ну, знаешь, как у нас в детстве. Помнишь, как мама нас одних с утра до ночи оставляла? А папа вечно в запое, пока она на трёх работах горбатилась? И этот вечный свинарник… Я в десять лет уже тряпку в руки взяла.
— Помню, — вздохнула Татьяна. — А ещё помню, как мы с тобой на полу валялись, «Ну, погоди!» смотрели. Ты с мальчишками когда в последний раз просто так, без учебников, время проводила?
Ольга отвела глаза. Ответ был ясен.
— Им нужны репетиторы и секции, а не мультики.
— А Игорю? Ему тоже ничего не надо?
Ольга бросила взгляд в сторону прихожей, сжала губы.
— Он взрослый мужик. Потерпит ради семьи.
Татьяна замолчала. Разглядывала сестру: фиолетовые мешки под глазами, волосы, собранные в небрежный пучок. Руки Ольги безостановочно двигались — открывали шкафчики, перекладывали ложки.
— Ты его любишь? — вдруг выпалила Татьяна.
— Ты чего несешь?! Конечно! Просто сейчас не до сантиментов.
— Уже двенадцать лет «не до». С тех пор как Алёша родился.
В кухню ворвался Артём, младший. В пижаме, растрёпанный, как воробьишко.
— Мам, Алёха мой альбом порвал! А я не трогал!
— Сейчас разберусь.
Ольга сорвалась с места. Татьяна осталась одна, но ненадолго. Через пять минут в дверном проёме возник Игорь. Ждал, видимо, когда жена уйдёт, чтобы налить воды.
— Как ты? — осторожно спросила Татьяна.
— Да нормально… — он провёл рукой по щетине. — Просто иногда думаю: исчезни я — она и не хватится.
— Хватится. Но может быть поздно.
Он пожал плечами, отвернулся к окну.
— Я их люблю. Но здесь я как мебель. Принёс зарплату — и свободен.
Татьяна не нашлась что ответить. Игорь не ждал. Развернулся и ушёл.
Ольга так и не вернулась. Застряла между сломанной игрушкой, немытой посудой и грудой неглаженного белья.
Утро началось со скандала у гардероба. Ольга, как всегда, кутала детей.
— Алёша, надень шарф!
— Мам, мы же в ТРЦ едем, там жара!
— А пока по улице идти? Кто потом тебя лечить будет?
Артём копошился у двери, натягивая носки поверх ботинок — «чтобы не скользило». Ольга рявкнула — он дёрнулся, стал переобуваться. Игорь ждал в машине. Уже предлагал помочь — получал: «Не мешай, сама справлюсь».
В машине он попытался снова:
— Может, завтра вдвоём куда-нибудь? В кино, например. Помнишь, как раньше?
— Завтра? А дети? — в голосе Ольги смешались недоумение и раздражение.
— Алёше двенадцать, он справится.
— Да, справится… Кухню спалит! Ты вообще о чём?
В ТРЦ дети потянули родителей в фуд-корт. Ольга перегородила им дорогу.
— Дома суп стоит. От этой дряни животы заболят.
— Мам, ну мы же не каждый день… — заныл Алёша.
— Я сказала — нет. Без разговоров.
Через полчаса Артём завопил от голода. Алёша отказался мерить джинсы — Ольга крикнула так, что он замкнулся.
Игорь не выдержал:
— Ты себя слышишь?
— А ты? — она резко обернулась. — Ты вообще что-нибудь слышишь, кроме своих дел?
— Я слышу, как ты всех поучаешь. Даже когда не надо.
— Потому что без меня всё развалится!
— Оль, оно уже развалилось.
Они уехали раньше. В машине — мёртвая тишина. Дети в наушниках, Ольга в окно смотрит, Игорь молча рулит.
У подъезда он не заглушил мотор.
— Ты куда? — голос Ольги дрогнул.
— Мне надо подумать. Один. Сегодня не жди.
— Ты что, нас бросаешь?!
— Нет. Просто я больше не могу быть тумбочкой.
Она стояла, провожая взОна вдруг поняла, что уже давно перестала видеть в нём человека — только функцию.