«Там кто-то есть», тихо прошептала Надежда, направляя слабый луч фонарика под мост.
Холод пробирал до костей, а осенняя грязь липла к подошвам сапог, делая каждый шаг тяжелее. После двенадцатичасовой смены в медпункте ноги гудели от усталости, но тихий звук сдавленный всхлип в темноте вытеснил все остальное из головы.
Она осторожно спустилась по скользкому склону, цепляясь за мокрые камни. Свет упал на маленькую фигурку, прижавшуюся к бетонной опоре. Босые ноги, тонкая промокшая рубашонка, тело в грязи.
«Господи…» Надя бросилась вперед.
Ребенок не реагировал на свет. Его глаза мутные, пустые будто смотрели сквозь нее. Она медленно провела рукой перед его лицом зрачки не дрогнули.
«Он слепой…» сердце сжалось.
Надя сняла куртку, завернула мальчика и прижала к себе. Его тело было холодным, как лед.
Участковый, Николай Петрович, пришел через час. Осмотрел место, что-то записал в блокнот и покачал головой:
«Бросили, видать. Кто-то вывез в лес и оставил. Нынче такое часто. Ты еще молода, девочка. Завтра отвезем его в районный приют».
«Нет», твердо ответила Надя, крепче прижимая ребенка. «Я его не брошу. Он остается со мной».
Дома она набрала в таз теплой воды, осторожно смыла дорожную грязь. Завернула его в старую простыню с ромашками ту самую, что мать хранила «на всякий случай». Мальчик почти не ел, не говорил ни слова, но когда Надя уложила его рядом, он вдруг схватил ее палец и не отпускал всю ночь.
Утром на пороге появилась мать. Увидев спящего ребенка, она сжала губы.
«Ты понимаешь, что наделала?» прошептала, чтобы не разбудить. «Тебе двадцать лет, ни мужа, ни достатка!»
«Мама», мягко, но твердо перебила Надя. «Это мое решение. И я его не изменю».
«Ох, Наденька…» вздохнула мать. «А если родители объявятся?»
«После такого?» Надя покачала головой. «Пусть попробуют».
Мать хлопнула дверью. Но вечером отец, не говоря ни слова, оставил на пороге деревянного коня игрушку, которую вырезал сам. И тихо сказал:
«Завтра принесу картошки. И молока».
Это значило: я с тобой.
Первые дни были самыми тяжелыми. Мальчик молчал, вздрагивал от громких звуков. Но через неделю научился находить ее руку в темноте, а когда Надя запела колыбельную, на его лице впервые появилась улыбка.
«Будешь Петей», решила она однажды, вытирая его после купания. «Нравится? Петя…»
Он не ответил, но потянулся к ней, прижимаясь ближе.
Слухи быстро разнеслись по деревне. Кто-то жалел, кто-то осуждал, а некоторые просто удивлялись. Но Надя не обращала внимания. Теперь весь ее мир крутился вокруг маленького человека того, кому она обещала тепло, дом и любовь.
Прошел месяц. Петя начал улыбаться, слыша ее шаги. Научился держать ложку, а когда Надя развешивала белье, пытался помочь искал в корзине прищепки и подавал их.
Однажды утром он вдруг протянул руку, коснулся ее щеки и тихо, но четко сказал:
«Мама».
Надя замерла. Сердце пропустило удар, а потом застучало так громко, что перехватило дыхание. Она взяла его ладони в свои и прошептала:
«Да, родной. Я здесь. И всегда буду рядом».
В ту ночь она почти не спала сидела у его кровати, гладила по голове, слушала ровное дыхание. Утром на пороге появился отец.
«Знаю человека в администрации», сказал он, вертя в руках шапку. «Оформим опеку. Не волнуйся».
Тут Надя наконец заплакала не от горя, а от счастья, переполнявшего сердце.
Луч солнца упал на щеку Пети. Он не моргнул, но улыбнулся услышав, как кто-то вошел в комнату.
«Мама, ты пришла», уверенно сказал он, тянусь к ней на голос.
Прошло четыре года. Пете семь, Наде двадцать четыре. Он изучил дом до последней ступеньки, двигался легко, будто чувствовал пространство кожей.
«Мурка на крыльце», сказал он однажды, наливая воду из кувшина. «Ее шаги как шорох травы».
Рыжий кот стал его верным другом. Он словно понимал, что Петя особенный, и не убегал, когда мальчик искал его лапу.
«Молодец», Надя поцеловала его в лоб. «Сегодня придет человек, который поможет те
