Когда свекровь, Галина Семёновна, на секунду вышла из кухни, мой свекор, Игорь Николаевич, повернулся ко мне и рявкнул: “Таня, иди разогрей курицу, совсем остыла!” Я так и застыла на месте. Что за самодурство? Если надо — сам вставай и грей, хотелось мне крикнуть, но вместо этого, чеша за ухом кота Ваську, ответила: “Игорь Николаевич, я не кухарка, разогрейте сами”. Он уставился на меня, будто я на баррикадах стою, а у меня внутри всё закипеть успело. Дело же не в курице — дело в принципе.
Мы с Серёжей живём отдельно, но каждое воскресенье навещаем его родителей. Галина Семёновна стряпает так, что тарелки слизываешь, и я с радостью еду — поболтать, поесть её фирменных драников, послушать байки. Игорь Николаевич обычно бубнит себе под нос, восседает во главе стола, как председатель колхоза, и больше ворчит, чем говорит. Я привыкла к его командам: то “подвинь солонку”, то “унеси вилки”. Но делала вид, что не замечаю — возраст, характер, куда деваться. Но тут он совсем распоясался.
В тот вечер мы ужинали жареной курицей с гречкой. Галина Семёновна, как всегда, хлопотала, подкладывала всем добавку, а я помогала убирать со стола. Когда она вышла за рябиновым наливом, Игорь Николаевич решил, что час пробил. Я сидела, чесала их кота Ваську, который мурлыкал у меня на коленях, и тут этот ультиматум: “Грей курицу!” Сначала подумала — ослышалась? Он смотрел на меня так, будто я обязана рвануть к микроволновке, как олимпийский спринтер. А я, между прочим, после смены, в своём новом платье, приехала в гости, а не на подработку в общепит.
Мой ответ его, конечно, ошарашил. Нахмурился, пробурчал: “Молодёжь нынче — ни стыда, ни совести”. Совести? А где уважение ко мне? Я не против помочь, но это был не вопрос, а приказ, будто я у них на побегушках. Вернулась Галина Семёновна, почуяла неладное: “Чё у вас тут?” Хотела объяснить, но Игорь Николаевич перехватил: “Да ничего, Таня старику помочь не хочет”. То есть разогреть курицу — теперь геройский поступок? Еле сдержалась, только и сказала: “Галина Семёновна, я всегда помогаю, но я не обслуживающий персонал”.
По дороге домой пожаловалась Серёжеву. Он, как обычно, отмахнулся: “Тань, папка просто заскорузлый, не обращай внимания”. Легко ему говорить — его-то не посылают на кухню, как рассыльного! Напомнила, что не против помочь, но тон Игоря Николаевича был, будто я у него в подчинении. Артём пообещал “поговорить с мамкой, она его утихомирит”. Галина Семёновна, конечно, за меня заступится, но я не хочу, чтоб из-за меня каша заварилась.
Теперь думаю, как быть. Половина меня хочет в следующий раз демонстративно сидеть, сложа руки — пусть сам идёт греет свою курицу. Но это детский сад, да и Галину Семёновну жалко, она-то тут при чём? Другая половина хочет сказать прямо: “Игорь Николаевич, я вас уважаю, но вы меня — тоже”. Но боюсь, он расценит это как вызов, и начнётся спектакль. Подруга Катька посоветовала: “Да пошути, скажи, что микроволновка сама справится”. Шутить? Я пока ещё слишком зла, чтобы острить.
Вспоминаю, раньше Игорь Николаевич был добрее. Когда мы только поженились, хвалил мои салаты,
