Василиса, ты уверена, что в порядке? Такие решения нельзя принимать за неделю.
Я всё обдумала, отодвигает чашку Ольга, серьёзно, Злата. Впервые за годы я знаю, чего хочу.
Это не любовь, просто гормоны! бросает Ульяна.
Спасибо за поддержку, сухо отвечает Василиса. Я говорю правду. Ему двадцать четыре, Варвара. Когда ты окончила институт, он уже в первый класс пошёл.
Василиса закатила глаза: цифры теряют смысл, когда речь идёт о настоящих чувствах.
Всё уже решено, повторила она твёрже. Сегодня же поговорю с Виктором.
Ульяна кивнула и допила латте. А Василиса уже мысленно перенеслась в место, где пахло кофе и типографской краской, где её ждал мужчина, от одного взгляда которого колени подкашивались.
Виктор вечером сидел на краю кровати их кровати, в их комнате, которую они выбирали двенадцать лет назад, споря о балдахине. Балдахин так и не купили. За эти годы не случилось ни одного настоящего разговора, ни прикосновения, ни взгляда. Брак превратился в соседство двух вежливых людей, делящих квадратные метры и бюджет.
У меня появился другой, бросил он четырёхсловный упрек. Василиса репетировала речь несколько дней, записывала её в телефон, но вырвалось лишь это. Четыре слова и гнет.
Виктор не закричал, не разбил ничего. Он лишь медленно кивнул, будто подтверждая давнюю догадку, и стал собирать вещи методично, аккуратно, складывая рубашки «воротник к воротнику». В его точности было чтото пугающее.
Вить
Не надо. Я всё понял, сказал он, не обернувшись. Я к родителям.
Дверь закрылась почти беззвучно, и в груди у Василисы смешались вина и облегчение, не поддающиеся измерению. Квартира вдруг показалась огромной и пустой, как неиспользованный концертный зал.
Она была свободна…
Разговор с родственниками прошёл через три дня. Ожидалось, что они поддержат, но молчали.
Ты понимаешь, что творишь? мать нависла над ней, как ястреб. Двенадцать лет совместной жизни коту под хвост. Ради кого? Ради мальчишки?
Мам, ему двадцать четыре, он уже взрослый
Взрослый! тяжело опустился отец на скрипучий стул. Взрослый это Виктор, который терпел и содержал тебя столько лет, а ты ему такое устроила
Он меня не содержал, у меня свой бизнес, папа.
Ты нас позоришь, добавил он глухо.
Василиса встала, её ноги стали ватными, но она говорила спокойно:
Я думала, вы меня поддержите.
А мы думали, что вырастили умную дочь, мать отёрнулась к окну. Ошиблись, видимо.
Она вышла из квартиры, не оглядываясь. В лифте набрала Андрея: «Забери меня». Через двадцать минут он приехал, обнял её, прижался к голове, и все тревоги отлетели.
Подруги, с которыми они дружили парами, устраивая совместные барбекю и новогодние посиделки, исчезали одна за другой. Таня написала: «Прости, Василиса, но я не могу. Витя как брат, понимаешь». Галина перестала отвечать. Елена отправила длинное сообщение о «предательстве» и «эгоизме», после чего Василиса минут пять просто смотрела в экран, не зная, что ответить, а затем удалила всю переписку за пять лет и запретила себе плакать.
Три недели заполнили пустоту. Андрей водил её к своим друзьяммолодым, обсуждавшим стримы, тиктоки и новые клипы. Василиса сидела среди них, улыбалась, кивала, но её разъедало острое одиночество. Она не понимала половины шуток, не знала имён, а единственным собеседником оставался Андрей. Но он был занят своими друзьями, и она оставалась одна в шумной комнате.
«Это пройдёт, говорила она себе. Мы построим чтото своё, новое».
А уедем? шептал Андрей, лежа рядом в ту ночь, перебирая её волосы. В другой город. Новая жизнь, без бывших, без назойливых родителей. Начнём с чистого листа.
Василиса приподнялась, всматриваясь в его лицо в полумраке.
Ты серьёзно?
Абсолютно. У меня в Москве есть контакты, там рынок фотографии живее. Ты откроешь новый салон, больше, лучше.
Слово «салон» прозвучало как удар под ребра. Её салон восемь лет работы, клиентская база, мастера, которых она обучила. Бросить всё?
Но глаза Андрея светились такой уверенностью, что она кивнула. Да, начать заново, доказать, что это не мимолётный порыв, а чувство, ради которого стоит рискнуть.
Салон продали за три недели, гораздо дешевле рыночной цены, потому что покупательница почувствовала срочность. Василиса подписала документы дрожащей рукой, получила перевод на карту и ощутила, будто отрезала часть себя и отдала её чужой женщине в бежевом костюме.
Всё, сказала она Андрею тем вечером. Мы свободны.
Он поднял её на руки, закрутил по комнате, и её звонкий смех раздался впервые за годы. Деньги от продажи казались огромными, достаточными для любых планов. Сначала они сняли квартиру ближе к центру, с высокими потолками и большими окнами их гнездо.
Первые недели в новом городе напоминали медовый месяц: завтраки в постели, бесконечные разговоры о всём и ни о чём. Андрей снимал её на балконе, в кухне, в ванной с мокрыми волосами каждый кадр был признанием в любви.
Но со временем всё начало меняться.
Сначала незаметно. Андрей задерживался на съёмках всё дольше, возвращался уставшим, молча ужинал, утыкался в телефон.
Много работы, объяснял он. Нужно пахать, пока есть заказы.
Василиса кивала, не желая стать той женщиной, которая ноет и цепляется.
Когда она пыталась обнять его ночью, он отодвигался. О разговоре о салоне он отвечал односложно: «Потом», «Разберёмся», «Не сейчас». Каждое «не сейчас» резало её всё глубже.
Василиса искала работу, скорее чтобы занять голову, чем от нужды. Но в тридцать четыре года устроиться кудато оказалось нелегко.
Деньги таяли: аренда квартиры съедала большую часть, а доход Андрея был нерегулярным. Когда она осторожно предлагала делить расходы поровну, он раздражённо дернул плечом:
Я и так вкладываюсь. Ты что, не видишь?
Она видела, как он отводит взгляд, проверяет телефон, уходит «проветриться» и возвращается за полночь с чужим запахом.
Нам надо поговорить, сказала она, когда он вернулся в три часа ночи.
О чём?
О нас. Я не понимаю, что происходит. Ты стал другим, я почти тебя не вижу.
Ты давишь, бросил он куртку на стул. Я говорил, мне нужно пространство. Всё происходит слишком быстро. Ты ж ждёшь, а я не готов. Я не просил тебя ломать свою жизнь.
Она замерла.
Не просил? спросила она.
Ты сама решила. Я не заставлял тебя разводиться, не заставлял продавать. Это был твой выбор. И мы переехали, когда ты уже была свободна!
Технически он был прав, но решение было её.
С той ночи Василиса начала проверять его телефон, листать сообщения, смотреть лайки под его фотографиями, находить подписки на моделейфотографов. Каждый найденный профиль жёг её изнутри. Она писала ему по двадцать сообщений в день, устраивая сцены ревности, и ненавидела себя за это.
Ты больна, сказал Андрей после очередного скандала. Тебе нужен психолог, а не отношения.
Возможно, он был прав.
Андрей всё реже ночевал дома: «Съёмка за городом», «У друга», «Не жди». Василиса сидела в темноте, смотрела на дверь, и внутри её всё высыхало, превращаясь в труху.
Вторник, вечер. Василиса, уже в пятой чашке кофе, слышит звонок телефона.
Василиса, я не могу больше. Прости. Всё зашло слишком далеко. Я не хотел разрушать твою жизнь. Пожалуйста, оставь меня в покое.
Она перечитала сообщение несколько раз, потом телефон выпал из рук, и она соскользнула с табуретки на холодный пол.
Сутки прошли в опустошённой квартире: лежала на полу, потом на диване, потом снова на полу, где холод хоть както отвлекал от внутреннего боли. Плакала долго, некрасиво, со всхлипами. Слёзы кончились, осталась сухая, выжженная пустота.
Без мужа, без бизнеса, без друзей, без родителей, без любовника, без денег на карте оставалось лишь на два месяца. Тридцать четыре года жизни сократились до съёмной квартиры с высокими потолками, которую уже нельзя было оплатить.
Через три дня она позвонила Виктору, не чтобы просить вернуть, а чтобы извиниться. «Абонент недоступен». Он заблокировал её.
Она написала маме: длинное, разбросанное, честное послание о ошибке, о том, что ей плохо, что нужна помощь. Ответ пришёл через два часа:
«Мы тебя предупреждали. Сейчас разбирайся сама. Отец передаёт, что пока не готов разговаривать».
Василиса отложила телефон и тихо рассмеялась над своей судьбой.
Через неделю переехала в комнату на окраине города двенадцать квадратных метров в коммуналке с общей кухней и вечно занятой ванной. Соседкатётка лет шестьдесят оценивала её взглядом: «Молодая ещё, подзовёшься».
Работу нашла быстро мастером маникюра в небольшом подвале на соседней улице. Платили копейки, но гордость возродилась.
Вечером она смотрела на свои руки руки, которые когдато строили бизнес, подписывали контракты, листали каталоги итальянской косметики, а теперь целый день пилят чужие ногти за гроши. Несколько месяцев безумия и всё, что она строила десять лет, исчезло. И виновата в этом была она сама.
Но именно эта полётная ошибка научила её важному: жизнь не линейный путь, а череда разборок и новых начала. Чтобы не потерять себя, нужно слушать внутренний голос, а не чужие ожидания, и помнить, что свобода начинается с принятия ответственности за каждый свой шаг.
