Я не разговариваю с матерью уже четыре года, и ни капли не жалею.

Четыре года я не разговариваю с родной матерью. И нет, мне совсем не стыдно.

Когда я вышла замуж, мне едва исполнилось двадцать два. Мы с Сашей (ну а как еще зовут идеального мужа?) только-только получили дипломы и перебрались в потрёпанную, но свою съёмную однушку где-то на окраине Ростова-на-Дону. Деньги считали до копейки, но тогда это казалось ерундой — мы были молоды, влюблены и грезили о будущем.

Хватались за любую подработку. Саша трудился, как проклятый: днём — стройка, вечером — курьером, ночью — охранником в каком-то подозрительном магазинчике. Я тоже не ленилась: утренние смены в «Пятёрочке», вечером — репетиторство по английскому. Всё ради того, чтобы хоть что-то отложить на свою квартиру. Пусть даже двушку в ипотеку где-нибудь за МКАДом.

Прошёл год. На мамином юбилее Саша вдруг, после третьей рюмки, выдал гениальную идею: «А давайте поживём у родителей? Я им сделаю ремонт — бесплатно!» Я остолбенела: он даже не спросил меня! Но мама, папа и даже соседка тётя Люда тут же подхватили: «Какая экономия! Какая помощь! Какая семейная идиллия!» Я сдалась.

Моя младшая сестра Дашка к тому времени уже вовсю гуляла — ей как раз стукнуло восемнадцать. Дома её можно было увидеть разве что когда она забывала ключи. С Сашей они не общались, а вот мама души в нём не чаяла. Он стал её идеальным зятем: и паркет уложит, и обои переклеит, и даже соседке бабе Зине шкаф соберёт (не потому что хотел, конечно, а потому что мама попросила).

Папа был счастлив: наконец-то его освободили от обязанности чинить всё подряд.

А вот с Дашкой у меня отношения не сложились. Она цеплялась ко мне по любому поводу — то чашка не там стоит, то я «слишком громко дышу». Я терпела — понимала, что просто хочет нас выжить.

Однажды родители укатили на дачу, а мы с Сашей остались дома — он доделывал плитку на кухне, а я мыла окна. Вдруг Дашка притащила какого-то типа. Вид — хоть в милицию звони: небритый, в рваной толстовке, кроссовки грязнее, чем пол в подъезде. Они заперлись у неё в комнате, а через пару часов свалили. Я, взрослая тётка, не стала лезть — её жизнь, её выбор.

А на следующий день папа обнаружил, что пропали деньги — приличная сумма, отложенная на новый двигатель для его «Лады». Мама, конечно, накинулась на Дашку, а я, дура, ляпнула про «гостя». Думала, правда восторжествует.

Но знаете, кто оказался виноват? Я.

«Почему ты мне сразу не сказала?! — орала мама. — Я ей сто раз повторяла: никаких мужиков в доме! А если бы она залетела, ты бы её содержала?!»

Я пыталась объяснить, что ей уже восемнадцать и я ей не нянька. Но мама разошлась не на шутку. В какой-то момент она просто выставила нас с Сашей за дверь. Без вещей. Без объяснений. С криками:

«Надоели! Ремонт сделали? Молодцы. Теперь катитесь!»

Папа стоял в углу, как привидение, а потом тоже получил свою порцию:

«Будь ты мужиком, мне бы твой зять не понадобился!»

Всё. Мы ушли. Саша молчал. Я ревела.

Потом мама звонила, просила вернуться. Я не взяла трубку. И до сих пор не беру. Четыре года.

Мы снова снимали квартиру, копили каждую копейку и вот — наконец-то своя жилплощадь. Маленькая, в ипотеку, но своя. В декабре подпишем бумаги.

А Дашка вышла замуж за того самого «бродягу». Теперь они живут у родителей. Саша язвительно замечает: «Ну хоть ремонт не зря делали». Ни один гвоздь он там больше не забивает. Никто их не гонит, мама их носит на руках.

Иногда мне до слёз обидно. Мы отдали всё: время, силы, нервы — а нас вышвырнули. За то, что сказали правду. За то, что «перестали быть удобными». А теперь, когда у неё под боком настоящая катастрофа, она молчит.

Ну и ладно. Пусть живёт как хочет. Мы не вернёмся. И если вдруг снова что-то случится — украдут, обманут, кинут — помогать не будем. Мы уже сделали всё, что могли.

Теперь у меня своя жизнь. Без маминых упрёков, без скандалов, без слёз. И знаете что? Так — лучше.

Rate article
Я не разговариваю с матерью уже четыре года, и ни капли не жалею.