Я не устоял… Совершил предательство против супруги.
Всё случилось в самый сложный этап нашего брака. Мы уже неделями общались лишь формально, а квартира превратилась в перевалочный пункт, где мы изредка пересекались. Лена целыми днями возилась с детьми, готовила борщи, развешивала бельё, укачивала младшего, а я приходил поздно, измотанный и озлобленный. Между нами выросла стена из молчания, быта и невысказанных претензий. Я стал задерживаться в офисе, и тогда в отдел взяли новую сотрудницу — Алину: яркую, смеющуюся, свободную от обязательств.
Будто вернулся в юность, когда сердце билось чаще. Она шутила, ловила мой взгляд, и в ней не было той усталой тяжести, что висела на Лене. Я начал дарить ей тюльпаны, звать в кафе на Тверской, гулять по вечерней Москве. Жене врал: «Помогал коллеге с отчётом», «Совещание затянулось», «Заскочил к Сашке». Не заметил, как переступил черту. Через месяц Алина позвала меня к себе. Ночь страсти, её смех в полумраке — и я, глупец, поверил, что это счастье. То самое, чего не хватало.
Дома меня выдавало лицо. В прихожей горел ночник, дети спали. Лена ждала у порога, с потухшими глазами и спутанными волосами. Не спросила ни слова, лишь взглянула так, будто прочла душу насквозь. Ушла на кухню. Я смывал с себя грех под душем, а тяжесть вины оставалась. Подошёл к ней — она мешала щи у плиты, отвернувшись. На предложение сесть вместе ответила шёпотом: «У меня нет сил… Пойду прилягу».
Заглянув в спальню, увидел её спящей в платье, лицом в подушку, как нашу дочь после истерики. На комоде лежал альбом с фотографиями. Листал страницы, и прошлое ударило в виски: вот она — Леночка, студентка с косичками, ради которой я ночами писал стихи. Вот мы в Сочи, обнимаемся на пляже. Я — с гитарой, она — с искоркой в глазах. Вспомнил, как дрожал, признаваясь в любви. Как она, отвергнув других, выбрала меня.
До рассвета ворочался, вспоминая её улыбку, смех Алины, ссоры из-за невымытой посуды. И вдруг осенило: предал не только жену. Предал того парня, каким был когда-то. Променял родную душу на мираж. Но ещё не всё потеряно.
На рассвете, пока Лена спала, позвонил тёще — попросил забрать внуков на субботу. Приготовил сырники, заварил чай с мёдом. Она проснулась, увидела поднос, усмехнулась грустно. И я понял — путь назад открыт.
Алине отправил смс: «Прости. Не могу». Выключил телефон. Да, поступил как подлец дважды. Но хватит лжи.
В тот день отвёл Лену в салон на Арбате, вечером вёл под руку в «Пушкин» — там, где десять лет назад пили шампанское за наш союз. А после — в МХАТ, где она плакала над «Чайкой». Сидя в партере, сжимая её ладонь, осознал: дом — не стены. Это она. Та, что, несмотря на всё, до сих пор держит мою руку в своей.
