В шесть лет я осталась сиротой, когда мама рожала младшего брата.
Я хорошо помню тот день. Мы были две девочки, а мама ждала третьего. До сих пор стоят в ушах её крики, соседки, что толпились в доме, плакали, пока её голос не стих
Почему не позвали врачей? Почему не отвезли в больницу? До сих пор не понимаю. Деревня была далеко? Дороги размыло? Не знаю, но причина, наверное, была. Мама умерла в родах, оставив нас наедине с крошечной Оленькой.
Отец, потерянный без неё, не имел здесь, на Севере, родни все были на Юге. Некому было помочь. Соседки советовали жениться побыстрее. Не прошло и недели после похорон, как он уже был помолвлен.
«Женись на учительнице, у неё доброе сердце», говорили ему. И он послушался. Сделал предложение, и та согласилась. Может, он ей понравился? Молодой, статный, с чёрными, почти цыганскими глазами многим бы приглянулся.
Как бы то ни было, однажды вечером отец привёл её знакомиться.
Вот, привёз вам новую маму!
В груди защемило детское сердце не могло смириться. В доме ещё пахло мамой. Мы носили платья, которые она сшила и выстирала своими руками, а он уже подсовывал нам чужую женщину. Теперь-то я его понимаю, но тогда возненавидела и его, и её. Не знаю, что она ему нашептала, но вошла под руку, вся такая важная.
Оба были навеселе, и она сказала:
Назовите меня мамой, и я останусь.
Я, обращаясь к сестре, прошептала:
Она не мама. Наша мама умерла. Не зови её!
Малышка заплакала, а я, как старшая, твёрдо сказала:
Нет, мы тебя мамой не назовём! Ты нам чужая!
Ну и наглецы! Тогда я не остаюсь.
Учительница хлопнула дверью, отец хотел за ней, но застыл на пороге. Постоял, опустив голову, потом вернулся, обнял нас и зарыдал. Мы плакали вместе с ним, даже маленькая Оля хныкала в своих пелёнках. Мы горевали о маме, он о любимой жене, но в наших слезах было больше муки. Сиротские слёзы везде одинаковы, а тоска по матери не знает языков. Это был единственный раз, когда я видела отца плачущим.
Он пробыл с нами ещё две недели. Работал на лесозаготовках, и скоро его бригада уходила в тайгу. Выбора не было других работ в деревне не находилось. Договорился с соседкой, оставил ей деньги на еду, Оленьку отдал другой. А сам ушёл в лес.
Так мы остались одни. Соседка приходила, стряпала, топить печь и уходила. У неё свои заботы. А мы целыми днями холод, голод и страх.
Деревня думала, как нам помочь. Нужна была женщина, которая спасёт семью. Не абы какая, а такая, чтобы смогла принять чужих детей как своих. Где такую найти?
В разговорах узнали, что есть дальняя родственница одной из деревенских Зина. Молодая, но муж бросил, потому что детей не могла иметь. То ли рождались, да не выживали, то ли вовсе не дано было никто толком не знал. Раздобыли адрес, написали письмо, и через тётю Матрёну позвали её к нам.
Отец ещё был в тайге, когда Зина пришла рано утром. Вошла так тихо, что мы и не услышали. Проснулась от шагов в доме. Кто-то двигался, как мама, звеня посудой, а запах Блины!
Тихонько подглядывали в щёлку. Зина спокойно хлопотала: мыла посуду, подметала пол. Потом услышала, что мы проснулись.
Идите, белокуренькие, будем завтракать!
Мне было смешно, что она нас так назвала. Мы и правда были светловолосые, с голубыми глазами, как мама.
Набравшись смелости, вышли.
Садитесь за стол!
Уговаривать не пришлось. Съели блины и уже доверяли этой женщине.
Зовите меня тётя Зина.
Потом она нас искупала, постирала одежду и ушла. На следующий день ждали она вернулась! Дом преобразился в её руках. Чистый, уютный, как при маме. Три недели прошло, отец в лесу. Тётя Зина заботилась безупречно, но держалась отстранённо видно, не разрешала себе привязываться. Особенно к ней тянулась Вера, ей тогда три года было. Я же держалась настороже. Зина была строгой, редко улыбалась. Наша мама любила петь, танцевать, называла отца «Алёшенькой».
Когда отец вернётся, может, не примет меня. Какой он? спросила она раз.
Я так расхвалила его, что чуть не навредила:
Он хороший! Спокойный! Если выпьет сразу засыпает!
Зина насторожилась:
Много выпивает?
Да! брякнула Вера, но я её толкнула и поправила:
Только по праздникам.
В тот вечер Зина ушла задумчивая, а отец вернулся ночью. Осмотрел дом удивлённо:
Думал, живёте впроголодь, а тут как у царевен.
Рассказали ему всё. Он задумался, потом сказал:
Ну что ж, посмотрим на эту новую хозяйку. Какая она?
Красивая, выпалила Вера, блины печёт, сказки рассказывает.
Теперь, вспоминая, улыбаюсь. Зина и правда не была красавицей худенькая, невзрачная. Но дети чувствуют, где скрывается настоящая красота.
Отец рассмеялся, принарядился и пошёл к тёте Матрёне.
На следующий день он привёл Зину. Разбудил нас рано, привёл её, и она снова ступила на порог робко, будто боялась чего-то.
Я шепнула Вере:
Давай назовём её мамой?
И вместе закричали:
Мама! Мама пришла!
Отец и Зина забрали Олю. Для неё Зина и стала настоящей матерью. Оля не помнила родную. Вера забыла. А я и отец помнили.
Позже я уехала из дома с четвёртого класса в интернате, потом в училище. Всегда рвалась прочь, но почему? Зинаида никогда не обидела меня ни словом, ни делом, заботилась как о родной. А я отстранялась. Была неблагодарной?
Стала акушеркой неспроста. Не вернуть прошлое, не спасти маму, но других уберечь смогу.
