Я спала с парнем, не подозревая, что он умер два дня назад — а теперь в меня живёт ребёнок, сын его призрака. Клянусь, я видела его. Трогала. Целовала. Дыхание его было тёплым, губы — мятные, как обычно. На нём была его любимая серо‑голубая толстовка, та самая, что казалась ему «мягким батяком», потому что была чересчур велика. Всё выглядело реально. Он обнял меня всю ночь, шепнул на ухо «люблю», пообещал, что через год мы поженимся. Я помню каждый миг: как его пальцы скользили по моей руке, как он плакал, когда я плакала, как делал любовь с такой страстью, будто моя душа могла расколоться пополам. И потом… он исчез.
Я проснулась одна, но страха нет. Сначала подумала, что он просто вышел на пробежку, как иногда делал. Его одеколон всё ещё висел в простынях, кожа на месте его прикосновения всё ещё жгла. Но что‑то не сходилось.
Позвонила. Снова. И снова. И снова.
Тогда в мою комнату ввалась подруга Ольга, лицо бледное, глаза полные слёз.
— Сима… — прошептала она. — Ты не слышала?
Я рассмеялась. — Слышать что?
— Илья мёртв.
Я моргнула. — Как «мёртв», как?
Ольга заплакала громче. — Два дня назад в автокатастрофе. В ту бурную ночь.
Нет. Нет. Нет.
Я крикнула, толкнула её, сказала, что она слишком жестока, что это просто шутка. Показала ей смс от Ильи, отправленное вчера вечером, и голосовое: «Иду к тебе, скучаю по твоему телу рядом со мной». Она дрожала, глядя на телефон.
— Сима… он не мог послать это, он уже в морге.
Мир накренился. Колени подкашиваются. Я бросилась в ванную, вырвала его влажное полотенце, его сырую толстовку, след от укуса на шее.
Он был здесь. Должен был быть. Но правда — Илья похоронен вчера.
И как‑то я провела с ним ночь.
Дни превратились в мучительные ночи. Сон убегал, а каждый раз, когда я закрывала глаза, я видела его: иногда стоящим у изголовья, иногда шепчущим в ухо. Однажды услышала: «Не плачь, милая. Я рядом». Пыталась записать, но вместо голоса слышала лишь шипение и свой испуганный вдох.
И тогда пропал мой цикл. Два раза.
Сначала списала на стресс, горе, травму. Потом пятой за день рвотой решила сделать тест. Две линии. Положительный.
Я упала в обморок. Единственный, с кем я была… Илья. Но он мёртв, погребён, гниёт. А внутри меня растёт что‑то, что пинает по ночам, светится под кожей, когда выключают свет. И каждый раз, когда я плачу, слышу шёпот из теней:
— Ты не одна. Наш ребёнок скоро придёт.
Эпизод 2
Не помню, как уснула. Только проснулась в ванне, держа в руке тест на беременность, две розовые линии смеются над моим рассудком. Не разговаривала ни с кем недели — даже с Ольгой. Телефон звонил десятки раз, имя светилось на экране, я игнорировала все вызовы.
Как объяснить, что ждёшь ребёнка от мужчины, которого похоронили несколько дней назад? Кто бы в это поверил? Даже я сама в это не верила, пока не наступила та ночь.
Только заснула, как внутри меня что‑то толкнуло живот. Не обычный удар, а словно разумный толчок, пытающийся привлечь внимание. Я вскочила, вдыхая, руки на животе, и снова услышала голос Ильи в голове:
— Не бойся, дорогая. Я выбрал тебя.
Я крикнула, бросилась с кровати, посмотрела на себя в зеркало, подняла футболку. Кратковременно увидела синее мерцание под кожей, оно мигнуло и исчезло. Н2: ноги подкашивались, я упала, рыдая.
На следующий день я пошла в больницу. Доктору сказала, что забеременела после «визита» парня. Соврала о сроках, о всём, кроме симптомов: странные сны, кожа, светящаяся в темноте, голоса того, кого нет.
Доктор сначала выглядела обеспокоенной, потом её лицо смягчилось.
— Сдадим анализы, — сказала она осторожно. — Стресс может сильно влиять на сознание, особенно под действием гормонов.
Она приложила стетоскоп к животу. Лицо её замерло.
— Не слышу обычный бит, но ощущаю движение, — прошептала.
Назначили УЗИ. Я лежала на холодном металлическом столе, техникка стала бледна, пока не спросила меня, что происходит.
— Плод есть, — тихо сказала она, — но он светится.
Я ушла из больницы, не дождавшись результатов. Ночью приснился Илья у нашего старого озера, ветром развевающая его толстовка, и он сказал:
— Наш ребёнок не похож на других, — его голос был нежнее ветра, — он — я, и ещё кое‑что.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
Он лишь грустно улыбнулся. — Скоро поймёшь, но ты должна защитить его.
Я проснулась, а шторы были распахнуты, хотя я заперла всё на замок. Толстовка Ильи, которую я видела во сне, лежала аккуратно свернута на краю кровати. Прикоснулась — всё ещё тёплая.
Тогда я поняла: то, что растёт внутри, реально. Это его, и оно меня меняет.
На следующий день позвонила Ольге, попросила помощи. Она бросилась ко мне, обняла, слушала, смотрела на светящийся пятнышко на моём животе, слышала мои сны, голос, ребёнка.
Она не смеялась. Не кричала. Шёпотом сказала:
— Нам нужно отвести тебя в одно место.
Мы пошли к старому дому за церковью её бабушки. Внутрище сидела старушка с длинными седыми косами и бледными глазами. Она посмотрела на меня один раз и произнесла:
— Ты не первая, но должна стать последней.
Я спросила, что это значит, и её ответ пробил меня до костей.
— Ты несёшь в себе ребёнка прикованной души. Это одновременно благословение и предостережение. Отец не должен был вернуться, а теперь дверь открыта, и другие идут за ним.
— Чтобы забрать его? — спросила я.
— Чтобы забрать тебя.
В тот момент свет вспыхнул, холодный ветер пронёсся сквозь окна. И из тени я снова услышала голос Ильи:
— Беги.
Эпизод 3
Комната мгновенно охладилась. Глаза старухи расширились от страха, тени на стенах вытянулись как когти.
— Он здесь, — прошептала она, сжимая чёрный крест из кости и кристаллов.
Ольга толкнула меня за спину. Но я уже не боялась Ильи, а лишь остальных. Тех, кого‑то, кого старуха назвала «пришельцами», потому что Илья нарушил правила.
Она бросила на пол кольцо из пепла, образовавшее круг, и сказала встаньте в него.
— Не выходи, что бы ни случилось. Ты теперь мост между живыми и мёртвыми. Мосты пересекаются в обе стороны, — предупредила она.
Я встала в круг. Живот снова засиял тем же тревожным светом, ребёнок пинал сильнее, чем когда‑либо. И тогда я услышала голоса — десятки, сотни криков, стоны, смех, всё из тёмного бездны.
— Илья, пожалуйста, — прошептала я, — что происходит?
Я увидела его. Но он был иной: пустые глаза, полные печали и страха.
— Прости, — сказал он, — не хотел тянуть тебя в это. Я просто так скучал, хотел ещё одну ночь, ещё один миг. Не знал, что открою врата.
Я подошла, слёзы стекали по щекам.
— Почему я? Почему ребёнок?
Он посмотрел на мой живот, потом на меня.
— Потому что наша любовь превзошла смерть. Любовь такая рушит законы.
Внезапно из тени вырвалась уродливая фигурка с полумордой и пламенными глазами, просвистывая от моего вида. Илья встал между нами.
— Ты не можешь её иметь! — заревел он. — Ты не можешь забрать нашего ребёнка!
Монстр рассмеялся.
— Ты сломал правило, дух. Прикоснулся к живым. Теперь мы будем пировать.
Комната задрожала. Старуха запела на непонятном языке. Ольга схватила меня за руку, рыдая.
— Сима! Не выходи из круга!
Я крикнула, когда чудовище бросилось на меня. Илья оттолкнул его в воздухе. Старуха закричала:
— СЕЙЧАС! Выбирай, девочка! Жизнь или любовь!
Илья, кровь стекающая по лицу, исчезал.
— Отпусти меня, любовь моя. Ради нашего ребёнка?
Я качала головой, плача.
— Не могу потерять тебя снова!
— Ты никогда не теряла меня. Я живу в нём, в тебе. Но если держишься, они всё отнимут.
Свет вспыхнул. Пол треснул. Тени завывали. Я крикнула его имя и простилась.
В тот миг он улыбнулся и исчез.
Тьма отступила. Монстр завыл, превратившись в дым. Тишина упала.
Я рухнула. Круг погас. Ребёнок в меня снова пнул, потом ещё раз, потом успокоился.
Через девять месяцев я родила мальчика. Он не плакал, как другие, просто посмотрел в глаза, тихий, как будто уже всё знал. Его кожа слегка светилась в темноте. Иногда, когда я пою ему колыбельную, слышу вторую голос гармонирующий с моим — голос Ильи.
Я назвала нашего сына Ильян, что значит «Илья — дар Божий». Потому что он никогда полностью не был моим.
Но перед тем, как перейти на тот свет, он оставил мне последний подарок — кусочек себя, который никакая тень больше не сможет украсть.
