Давно это было, но до сих пор сердце ноет, когда вспоминаю.
— Ну зачем ты в это ввязываешься, Алевтина? — вздыхали подруги. — Какая она тебе родня теперь? Женится твой сын снова — и забудет тебя, как старая кочерга. И внук подрастёт — его ведь новую мамку научат, кому кланяться. Только нервы да копейки свои зря тратишь.
А мне совестно. Совестно, что сына без отцовской строгости растила — вот теперь и плачу за то, что в детстве не вбила в него простую правду: мужчина за семью в ответе.
Мой Мирон женился семь лет назад. Его Лидия приехала в наш Тверь из глухой деревни под Вологдой — учиться. Быстро съехались, квартиру снимали, жизнь по крупицам собирали. С ней у меня с самого начала не ладилось. Не ссорились, но и душа к душе не лежала.
Я в их дела не лезла. Сама с утра до ночи на фабрике вкалывала, до пенсии ещё далеко. В гости заходила, когда звали, да сама пирогов им носила.
Через два года внук родился — Ванюшка. Жили всё в той же съёмной квартире, о своём угле мечтали. Но как только мальчик в сад пошёл — начались ссоры.
Мирон клялся, что ни на кого не заглядывался. Да разве мать не почует, когда у ребёнка совесть кривая? Так и вышло: едва Ваня в сад устроился — сын развод подал.
— Мам, не раздувай. Алименты платить буду. У меня, между прочим, Светлана ребёнка ждёт — вот моя семья теперь. А Лида сама разберётся. В деревню к родителям пусть едет — там воздух полезнее, — бросил он, в пол глядя.
С тех пор мы с ним словно чужие. Лидия в деревню не поехала — там ни работы, ни детсада. Да и родители её с распростёртыми объятиями не ждали. Стала искать угол в городе, ведь одну квартиру ей не потянуть.
Я исподволь помогала. Как-то сестра детские вещи племянника собрала — я вызвалась отнести, примерить надо было. Зашла в обед — Лида как раз Ваню кормила. Поставила мне тарелку борща.
— Фу, без мяса… — сморщился внук. — Мама курицу не купила, говорит, за квартиру надо отдать.
Лидия к окну отвернулась. И тихо-тихо заплакала.
Тут у меня сердце и оборвалось. Попросила Ваню на прогулку взять. В магазин зашла — колбасы, конфет, крупы набрала. Иду обратно, а сама вспоминаю, как в голодные годы сама хлеб с лебедой жевала. Только тогда война была, а теперь — просто родной сын душу променял.
С той поры стала Лидии деньгами помогать. Сын не ведал. Пока Ваня случайно не проболтался.
— Здорово, да?! Внучке куклу купить не можешь, а им на квартиру шлёшь! — взревел Мирон.
— А ты хочешь, чтобы твой сын по подворотням ночевал? — не стерпела я. — Сам от долга сбежал, а она одна как перст. За тебя краснеть приходится. Вот и плачу — хоть немного твою подлость заквасить.
— Значит, чужая бабёнка тебе роднее сына?
Пусть так. Но Ваня — он не чужой. И пока я жива, он борщ без мяса есть не будет. Хоть бы сын когда-нибудь это понять сумел…
