Тринадцать лет брака научили меня ценить женскую заботу. Бывшая супруга, Маргарита Семёновна, не блистала классической красотой, но покорила в юности хрупкой грацией. Её уютный мир пах лавандой и дорогими духами — в нашей петербургской квартире ванная напоминала аптеку красоты: кремы из Франции, масла с Мёртвого моря, шелковистое бельё ручной работы. Зарплаты инженера и её бухгалтера хватало на эти изыски. Она даже мусор выносила в шёлковом халате, с идеальным маникюром.
После развода пять лет метания между мимолётными романами прекратились, когда на совещании в московском офисе я увидел Ларису Дмитриевну. Хрупкая блондинка с глазами как синь Невы командовала бригадой строителей, словно дирижировала оркестром. Пригласил её в свою квартиру на Кутузовском — не готовил, но сервировал стол с икрой и «Советским» шампанским. Вечер растаял в смехе и звоне бокалов.
Но чем чаще она оставалась ночевать, тем сильнее грызла досада. Ни косметички, ни сменного белья — утром передо мной была иная женщина: спутанные волосы, тушь паутиной под глазами, вчерашнее платье, пахнущее вином. «Зачем маскировать естественность?» — смеялась она, надевая потрёпанные джинсы.
Визит в её лофт в Нижнем Новгороде стал откровением. Интерьер — смесь хай-тека и антиквариата, паркет из карельской берёзы. Но ванная ошеломила: на полке одинокий флакон «Чистой линии» и зубная щётка. Вспомнил Маргариту — её полки ломились от флаконов с золотыми крышечками, воздух густел от аромата пионов. Здесь же пахло… пустотой.
На балконе сушилось бельё — серые спортивные, будто купленные оптом. «Кружева чешутся», — пожала плечами Лариса. Ей 34, но лицо уже покрывали морщинки-лучики, будто она принципиально игнорировала ночные кремы. В 45 лет я вдруг осознал: красота без заботы о себе — фарфоровая ваза с трещиной. Ушёл, захлопнув дверь её стильного жилища, где роскошь стен контрастировала с аскетизмом души. Инженерные расчёты не обманешь: если фундамент дал трещину — дом обречён.
