Мне было пятнадцать, когда мама объявила, что выходит замуж за нового мужчину и отправляет меня, свою единственную дочь, к бабушке в её старую «двушку» в Нижнем Новгороде. Я мешала ей строить «новую жизнь». Ни звонков, ни писем, ни копейки помощи. У неё был новый муж, уютная квартира в центре Москвы, а у нас с бабушкой — её скромная пенсия, которая едва покрывала самые необходимые расходы. Но бабушка любила меня всей душой, несмотря на трудности. Она не делила меня на «свою» и «чужую». Делила со мной всё: кусок хлеба, тепло печки, радости и горе. Я выросла под её крылом, научилась ценить каждое её слово и каждый вытертый слёзы платок.
Когда бабушки не стало, я училась на втором курсе Питерского университета. Похороны, горе, пустота. Но одно утешало: квартира осталась мне. Не по закону, а по праву любви. Я, единственная внучка, стала хозяйкой этих стен, где впервые поняла, что такое настоящая семья.
Прошло несколько лет. Я почти забыла о матери, как о кошмарном сне. И вдруг — звонок в дверь. Передо мной стояла она. Без приветствий, без вопросов. Только требование:
— У нас с мужем тесно в нашей «двушке» в Сочи. А у тебя — трёхкомнатная. Давай меняться! Ты же моя дочь!
Я смотрела на неё, и сердце сжималось от боли.
— Ты меня бросила, когда я была нужна, — сказала я. — Почему теперь я должна тебе помогать?
— Потому что я твоя мать! — закричала она. — И я буду жить здесь! Как ты можешь быть такой чёрствой?
Я закрыла дверь. Думала, это конец. Но нет.
Прошло ещё семь лет. Я вышла замуж за Дмитрия, родила сына Алёшу. Мы с мужем работали, выплачивали ипотеку за квартиру в новом районе, копили на машину. И снова — звонок в дверь.
Открываю. Передо мной — она. Постаревшая, растерянная. И снова не «здравствуй», а просьба:
— Пусти переночевать…
Алёша выбежал в прихожую:
— Мам, кто это?
— Я твоя бабушка, — быстро ответила она.
— Правда? — сомневался ребёнок.
— Иди в комнату, — вздохнула я. — Потом объясню.
Оставшись наедине, я узнала, что её муж оказался аферистом. Уговорил продать квартиру, обещал купить новую, а сам исчез с деньгами. Теперь она пришла ко мне — к той, которую когда-то выгнала из своей жизни.
— Ты не оставишь меня на улице. Я же твоя мать! Я тебя растила!
— Ты? — я едва сдержала горький смех. — Меня вырастила бабушка. Ты променяла меня на мужчину. А теперь хочешь, чтобы я тебя приютила?
Она пожила у нас пару дней. Я накормила её, дала чистую постель. Потом договорилась с её сестрой, тётей Лидой, которая жила в деревне под Псковом. Там как раз искали кухарку в местный санаторий. Тётя согласилась помочь. Мать уехала, но не молча. Кричала на весь подъезд:
— Бессердечная дочь! Бог тебе судья!
Я стояла в дверях и молчала. Кричать уже не хотелось. Я давно простила. Но впустить её обратно в свою жизнь — это другое.
Как странно… Прийти спустя годы и ждать любви, словно ничего не было. Словно боль можно стереть, как меловую надпись. Но я больше не та девочка, которую можно бросить и забыть.
Я — мать. И я знаю, что такое настоящая забота. И я не хочу, чтобы мой Алёша когда-нибудь почувствовал то, что пережила я. Поэтому — нет. Я не бессердечная. Я просто больше не хочу быть для неё последней соломинкой. Пусть учится плавать сама.
