Телефон задрожал прямо посреди лекции. Катя достала его из кармана, взглянула на экран и отклонила вызов. Но через мгновение вибрация повторилась.
— Иванова, хватит издеваться. Либо выключи, либо ответь, — раздражённо бросила преподавательница.
— Можно выйти? — Катя умоляюще посмотрела на дверь.
— Иди.
— Алёна, что случилось? Я на паре, — выйдя в коридор, Катя прижала трубку к уху.
— Катюш… Твои родители… попали в ДТП, — Алёна говорила сдавленно, словно сдерживая рыдания.
— Что?!
— Приезжай, скорее.
Катя вбежала в аудиторию, побледневшая, с трясущимися руками. Она швырнула конспекты в сумку и направилась к выходу.
— Ничего не скажете, Иванова? — голос преподавательницы настиг её у двери.
— Простите… мне срочно надо, — она выскочила, не дожидаясь ответа.
— Кать, стой! Что происходит? — Артём догнал её на лестнице.
— Не знаю… Алёна позвонила. Говорит, родители в аварии…
— Живы? Я с тобой.
— Тём, не надо…
— Если понадобится помощь? Дай телефон, вызову такси. — Катя только сейчас заметила, что до сих пор сжимает мобильник в потной ладони.
— Господи… только бы живы были… — прошептала она, передавая телефон.
Всю дорогу до дома Катя грызла ноготь, нервно дёргая ногой. Артём молча накрыл её руку своей — тёплой, твёрдой.
— Пожалуйста, быстрее, — Катя впилась пальцами в сиденье. Казалось, машина ползёт, как улитка.
— Нельзя, везде камеры, — водитель лишь пожал плечами.
— Я заплачу за все штрафы. Прошу! — голос её сорвался.
Водитель вздохнул и резко прибавил газ, лавируя между рядами.
— Ну держись…
Дом. Артём расплачивался, а Катя уже бежала к калитке.
Алёна стояла на крыльце их двухэтажного особняка, лицо в слезах, руки прижаты к груди.
— Они… живы? — Катя влетела на ступени, схватив Алёну за плечи.
— Константин Сергеевич… не выжил. А Людмила Петровна в реанимации…
— Почему сразу не сказала?! Где она?!
— В Боткинской…
— Тём, такси уехало?
— Сейчас вызову. — Он набрал номер. — Вы ещё близко? Развернитесь, пожалуйста…
Обратная дорога была тихой. Катя рыдала, уткнувшись лицом в плечо Артёма.
Врач не хотел пускать её к матери.
— Это моя мать! Я должна её видеть! — Катя вцепилась в белый халат.
— Она без сознания, состояние крайне тяжёлое…
— Пожалуйста… — Катя смотрела на него мокрыми глазами.
— Ладно. Но без криков, — врач повёл их по коридору.
Позже, в такси, Катя спрашивала шёпотом:
— Она… выживет, да? У меня больше никого нет…
— А Алёна? Разве не родственница?
— Домработница. Работала у нас с тех пор, как папа женился на маме. Я… всем говорила, что она тётя.
— Почему?
— У всех в группе есть прислуга? И как бы на меня смотрели, знай они правду?
Остаток пути они молчали. У дома Артём хотел выйти вместе с ней, но Катя остановила его:
— Не надо… я зав позвоню.
Алёна встретила её на кухне.
— Ну как? Видела Людмилу Петровну?
— Да… она в коме.
— Господи, Катенька… — Алёна обняла её, разрыдалась. — Будем молиться… Похороны Константина Сергеевича организует его фирма. Уже звонили…
Катя не слушала. Она поднялась в свою комнату, упала на кровать и свернулась калачиком.
Алёна разбудила её на рассвете. По опухшим глазам, по дрожащим рукам Катя всё поняла.
— Ночью… не стало… Царствие Небесное… — Алёна перекрестилась. — Как же так, деточка?
Потом они сидели на кухне.
— Я совсем одна…
— Пока поживу с тобой… Но я уже старая, Катюша. Тридцать лет у вас… ещё при твоём деде, Сергее Ивановиче, начала…
Похороны, поминки, сороковой день… Гости постепенно перестали приходить. Телефон замолчал. Дом наполнился тяжёлой тишиной.
Катя ходила на пары только потому, что Артём настаивал. В остальное время лежала, уставившись в стену. Алёна заставляла её есть, угрожая уйти, если та не проглотит хоть ложку супа.
— Зачем тебе я? Готовлю — никто не ест…
И Катя ела — лишь бы не остаться одной в этом пустом особняке.
Они сидели на кухне, перед ними стыли нетронутые чашки. Алёна вдруг заговорила:
— Я дала слово твоим родителям молчать. Но их нет… и клятва умерла вместе с ними. Ты должна знать правду. Пусть простят меня Константин Сергеевич и Людмила Петровна…
— О чём ты?
— Ты не одна. У тебя есть мать.
— Мама умерла!
— Умерла Людмила Петровна. Она тебе не родная.
Катя остолбенела.
— Папа…
— Отец — родной. — Алёна вздохнула. — Людмила Петровна не могла иметь детей. Лечилась, но…
Тогда в фирму Константина Сергеевича устроилась девушка. Из глухой деревни, мечтала учиться в Москве, но не поступила. Красивая, наивная… Падала в обморок от одного взгляда твоего отца.
Она забеременела. Хотела избавиться, пришла к нему за деньгами на аборт.
Но он предложил сделку: родить и отдать ребёнка им с женой. Дал денег, снял квартиру.
Перед родами она передумала. Но отец нашёл её слабое место — страх нищеты.
— Ты росла в перешитых платьях, как и твоя мать. Хочешь такой же доли для дочери? — спросил он её.
И она подписала отказ.
Потом ходила вокруг дома, умоляла дать взглянуть на тебя. Константин Сергеевич взял её няней — под клятвой молчать.
— Людмила ревновала. Разрешала кормить тебя, но на ночь забирала…
А через год твоя мать ушла. Не выдержала, видя, как ты зовёшь мамой другую.
— Где она сейчас?
— Не знаю. Звали её… Ольга. Ольга Семёнова.
Катя уволила Алёну.Она достала старую фотографию родителей, долго смотрела на их улыбки, а потом медленно разорвала её пополам — жизнь уже расставила всё по местам.
