Три ночи я не могу уснуть. Совесть терзает меня, как голодный волк, не давая ни минуты покоя. Я будто вишу над бездной, разрываясь между долгом и собственным страхом. Всё потому, что я на восьмом месяце, и скоро моя жизнь перевернётся. После свадьбы я уехала с мужем в другой город, оставив родной дом в маленькой деревне под Калугой за сотни вёрст. Родители остались там, и видимся мы редко раз-два в год, не чаще.
Во время последнего их приезда мы сидели на кухне нашей московской однушки. Мама, Людмила Петровна, за чаем вспоминала, как тяжело ей было, когда я родилась. Говорила, что без бабушкиной помощи она бы не выдержала одна, с младенцем на руках, в полном отчаянии. Её слова пронзили меня до боли. И вдруг, сама не ожидая, вырвалось: «Мам, может, переедешь к нам после родов? Поможешь немного». Её глаза оживились, будто я подарила ей новый смысл. Но следом удар: «Ой, мы с отцом с радостью поживём годик! А свою избушку сдадим, вам на молочные смеси рублики подкинем».
Меня будто ударило током. Я звала только её, и на месяц, не больше! Отец, Николай Иванович, человек тяжёлый. Курит, как паровоз, и зимой балконная дверь у нас хлопает без конца. Как малыш будет дышать этим дымом? А если простудится? Да и скучает он у нас в деревне дело всегда есть, а тут либо телевизор орет на всю квартиру, либо зятя таскает в гараж «на сто грамм». Муж потом как зомби, а мне с ребёнком одной?
Я собрала волю в кулак: «Мам, я звала только тебя. На месяц». Её лицо потемнело. «Без отца ни ногой. Или вместе, или никак», бросила она и хлопнула дверью. Теперь ночами лежу, смотрю в потолок. Может, я зря? Может, надо было стерпеть ради неё? Но как я выдержу год в этом хаосе? Совесть шепчет: «Дочь неблагодарная», а инстинкт кричит: «Защищай своё гнездо! Я не знаю, кто прав. Только сердце бьётся в панике, будто птица в клетке.
