Я перестала гладить мужу рубашки после того, как он назвал мой труд «сидением дома».
Да от чего ты могла устать, Марина? От сериалов? От того, что болтала с подружками по телефону? бросил он, откидываясь на стуле. Я возвращаюсь с работы выжатый, а ты мне про спину жалуешь! Спина болит, потому что я на ней всю семью тащу, а вы, мол, только сидите и наслаждаетесь жизнью!
Сергей воскликнул, бросив вилку на стол; та с глухим звоном подпрыгнула и упала на пол. Котлета, которой Марина жарила полчаса, желая идеальную корочку для мужа, осталась нетронутой на тарелке.
Марина замерла у раковины. Вода шумела, смывая пену, но в ушах звучала одна фраза: «Просто сидят дома».
Серёжа, тихо закрыла кран и повернулась к мужу. Ты серьёзно? Ты думаешь, я весь день только сериалы глотаю?
Сергей откинулся на спинку стула, в глазах мелькнуло привычное надменное снисхождение. Что ты делала? спросил он. У нас нет маленьких детей, Артём уже в институте, живёт в общежитии. Квартира у нас обычная «трешка», а не дворец. Робот-пылесос работает, стиральная машина крутит, мультиварка варит. Ты живёшь в курорт, а я зарабатываю, чтобы платить за твой курорт. У меня есть право прийти домой и увидеть отдохнувшую жену, а не слушать нытьё о усталости?
Марина смотрела на человека, с которым провела двадцать пять лет. На её глаза упала идеально выглаженная светлоголубая рубашка с тонкой полоской. Она вспомнила, как вчера стояла у гладильной доски сорок минут, отпаривая каждую складку, как бисер. Как сегодня утром, едва проснувшись, бросилась на рынок за свежим творогом, потому что Сергей любит сырники только из домашнего творога. Как шила ванну, сортировала зимние вещи, тянула сумки из магазина
Но он этого не видел. Для него чистый пол само собой разумеющееся, ужин работа мультиварки, а свежие рубашки будто растут на ветках шкафа.
Хорошо, прошептала Марина. Я тебя услышала. У меня курорт, я просто сижу дома.
Вот и славно, что мы поняли друг друга, пробурчал Сергей, поднимая вилку с пола и бросая её в раковину. Дай чистую. И налей чай, крепкого, а то в прошлый раз был какойто отвар.
Марина безмолвно передала вилку, налила чай. Внутри неё чтото оборвалось. Крик и разбитая посуда не случились, но в кухне стало холодно и пусто, словно окна выбили посреди зимы.
Вечером, когда Сергей, сытый и довольный, уселся перед телевизором смотреть футбол, Марина вошла в спальню. Здесь начиналась её «вторая смена». Он был начальником отдела в крупной фирме, где каждый день требовалась новая рубашка.
Она достала гладильную доску, включила утюг, а потом взглянула на корзину, где горой лежали его смятые после отжима сорочки.
Робот стирает, вспоминал он. Машинка стирает.
Да, стиралка работает, а гладить её не умеет. Но ведь это мелочи? Это ведь работа тех, кто «просто сидит дома» и скучает от безделья.
Марина вырвала шнур утюга, убрала доску в шкаф, аккуратно задвинула корзину в угол гардеробной.
Отдыхай, Марина, прошептала она себе в зеркало. Ты в курорте.
Утро началось как обычно: Сергей проснулся по будильнику, пошёл в душ. Марина уже стояла на кухне с чашкой кофе, завтрак не готовила на столе лишь пачка мюсли и пакет молока.
А где омлет? удивился Сергей, вытирая голову полотенцем.
Не успела, ответила Марина, листая ленту новостей. Я же отдыхаю. Подольше полежу, силы наберу перед дневным марафоном сериалов.
Сергей лишь хмыкнул, решив, что жена просто капризничает после вчерашней ссоры.
Ладно, проехали. Мюсли мюсли. Слушай, в шкафу нет белой рубашки, той, что под запонки. Сегодня совещание с гендиректором, надо выглядеть на все сто. Где она?
В корзине, не отрываясь от экрана, сказала Марина.
В корзине? Грязная?
Чистая, постиранная. Машинка же стирает.
Сергей поперхнулся молоком.
Марина, ты чего? Мне через двадцать минут выходить. Где глаженая рубашка?
Там же, где остальные. Неглаженые.
Он медленно положил ложку, лицо его покраснело.
Хватит цирка. Я вчера, может, перегнул, но это не повод устраивать саботаж. Погладь мне рубашку. Быстро.
В глазах Марии не было ни страха, ни обиды, лишь безразличие.
Нет, Серёжа. Я не буду гладить. Гладить работа, а я, как ты правильно заметил, не работаю. Я сижу дома, а сидеть дома не значит стоять у раскалённого утюга часами. Техника стирает, пусть техника и гладит. Или ты сам. Ты же мужчина, всё на себе тащишь. Утюг для тебя не тяжёлее, чем ответственность за семью.
Ты издеваешься?! крикнул Сергей. У меня совещание! Я опаздываю!
Утюг в шкафу, доска там же. Успеешь, если поторопишься.
Он выбежал из кухни, ругаясь сквозь зубы. Через десять минут появился в дверях, рыжий, взъерошенный, в рубашке, где свежая складка выглядела криво, а воротник торчал в стороны.
Спасибо, жена! рявкнул он. Удружила! Я этого не забуду!
Дверь хлопнула так, что чашки в серванте задрожали. Марина допила кофе, собравшись. У неё были планы: запись в бассейн, встреча с подругой. Курорт, как курорт.
Вечером Сергей пришёл мрачнее тучи, рубашка помятая, как будто ночевал на вокзале.
Ну что, довольна? бросил он портфель в угол. Гендиректор всё время косился на меня, спросил, не болела ли жена, раз я в таком виде.
А ты что ответил? спросила Марина.
Сказал, что жена играет в феминистку. Есть чтонибудь поесть, или опять сухой корм?
Пельмени в морозилке. Магазинные, «Бульмени».
Сергей скрипнул зубами, но сил на скандал не нашёл. Он молча сварил пельмени, съел их прямо из кастрюли и ушёл в спальню, хлопнув дверью.
Неделя прошла, квартира понемногу погрязала в хаосе. Марина стирала, мыла посуду, протирала пыль, но уют исчез. Пропали свежие полотенца, запахи пирогов, а главное глажёные вещи.
Сергей мучился. Сначала надевал старые вещи из глубины шкафа, но запасы быстро закончились. Пришлось самому брать утюг. У него получалось ужасно: штрихи на брюках удваивались, рубашки желтели, он не мог установить правильную температуру. Однажды сжёг любимый джемпер и орёт на всю квартиру, обвиняя Марину в диверсии.
Марина же расцвела. Поняла, сколько свободного времени у неё появилось. Читала книги, гуляла в парке, сделала новую причёску, перестала сутулиться, будто с плеч свалила тяжёлый мешок.
В пятницу вечером Сергей пришёл домой не один. С ним был коллега Игорь Петрович, о чём он предупредил её недели назад, но Марина «забыла».
Марина! крикнул Сергей, неестественно бодро. Встречай гостей! Мы с Игорем отметим отчёт!
Она вышла в коридор в красивом домашнем костюме, с лёгким макияжем.
Добрый вечер, Игорь Петрович, улыбнулась она.
Ох, какая жена, Серёга! восхитился коллега. Цветёт и пахнет! А ты жаловался, что она болеет.
Сергей покраснел, подталкивая гостя к кухне.
Проходи, Марина, накрой нам стол, пожалуйста. Чтото холодное, огурчики, чтото горячее.
Серёжа, ты, наверное, забыл, у нас ничего нет. Я сегодня не готовила. Можно заказать пиццу или роллы, доставка быстрая.
Как не готовила? ошарашен Сергей. Гости же!
Ты же не напомнил. Я отдыхала, ходила в кино.
Игорь Петрович попытался смягчить ситуацию.
Да ладно, Серёга, не напрягай жену. Пицца отличная идея! Я «Пепперони» люблю.
Сергей, скрипя зубами, набрал номер, заказывая пиццу. Весь вечер он сидел, как на иголках, наблюдая, как Игорь любуется его помятой футболкой, а на столе нет привычного изобилия, которым он гордился перед друзьями.
Когда гость ушёл, Сергей взорвался.
Ты меня позоришь! Специально? Перед коллегой! Теперь он расскажет, что я живу в свинарнике и ем пиццу из коробки!
А что плохого в пицце? удивилась Марина. Вкусно, посуду не нужно мыть. Ты же говорил, быт не проблема.
Гладить начни! орал он. Я хожу как чучело! На работе уже пальцем показывают!
Скажи им правду, Серёжа. Скажи: «Моя жена сидит дома, а я запретил ей уставать, поэтому я сам глажу». Они поймут. Мы же современные люди.
Я не умею гладить! Я мужик! У меня лапы не для этого!
Тогда нанимай домработницу.
Сергей застыл.
Кого?
Женщину, которая будет стирать, убирать и, главное, гладить твои рубашки. Глажка одной рубашки стоит от трёхсот рублей. У тебя их семь в неделю, плюс брюки, футболки в месяц выходит десять тысяч только на глажку. Уборка ещё двадцать, готовка пятьдесят. Итого пятьдесят тысяч в месяц.
Ты с ума сошла? прошептал он. Пятьдесят тысяч треть моей зарплаты!
Я же делала это бесплатно, а получала упрёки в безделье. Математика упрямая, Серёжа: если не ценишь бесплатное, плати рыночную цену.
Сергей упал на диван, глядя на жену, и в его голове впервые за годы зашевелились ржавые шестерёнки осознания.
Марина, ведь это семья пробормотал он, уже без прежней гордости. В семье не считают деньги за борщ.
В семье, Серёжа, уважают труд друг друга. А когда один считает себя господином, а другого ленивой прислугой, это уже не семья, а эксплуатация. Я устала быть невидимкой, чей труд замечается лишь тогда, когда он прекращается.
Марина ушла спать в гостевую, решив, что ей нужно личное пространство.
Выходные прошли в гробовом молчании. Сергей блуждал по квартире, в субботу сжёг брюки, в воскресенье поломал ноготь, пытаясь оттереть кофе с плиты. Пыль стала скапливаться за два дня, унитаз сам себя не чистил, мусорное ведро воняло, если его не вынести.
В понедельник утром Марина проснулась от запаха гари, но он был сладковат, будто от подгоревшего чегото вкусного. Она вошла на кухню и увидела Сергея в фартуке, пытающегося перевернуть оладьи.
Доброе утро, пробурчал он, не оборачиваясь. Я завтрак решил приготовить.
Марина села за стол.
С чего бы это?
Сергей выключил плиту, положил на тарелку два кривых, чёрных с одной стороны оладушка и передал их жене.
Марина, я я был неправ.
Он опустил голову.
Я идиот. Думал, всё будет само. Ты же никогда не жаловалась, всегда улыбалась, дом чист, вкусно. Я привык, а когда ты перестала я просто в шоке.
Он поднял на неё глаза: виноватый, жалкий взгляд, мятой футболкой, щетиной, кругами под глазами.
Вчера час рубашку гладил, спина отвалилась. А ты пять штук в день успевала. Прости меня. Больше не скажу, что ты сидишь дома. Ты не сидишь, ты пашешь. И я этого не ценил.
Марина почувствовала, как лёд в её сердце тает. Ей не нужна была домработница, не нужны были деньги за глажку. Нужно было простое «спасибо» и понимание.
Ешь оладьи, подталкнул он тарелку. Не как у тебя, но я старался.
Она откусила кусок. Оладушек был резиновый, с привкусом горелого масла, но в эти годы он стал самым вкусным.
Спасибо, Серёжа, сказала она. Вкусно.
Марина, он смутился. Можно попросить? У меня сегодня важная встреча. Поглади мне одну рубашку? Я в долгу не останусь: куплю посудомойку большую, чтоб ты не мыла всё вручную, и будем вызывать клининг раз в месяц, чтобы окна не мыть.
Марина впервые за две недели улыбнулась понастоящему.
Хорошо. Принеси рубашку, но только одну.
Одна, одна! обрадовался Сергей, вскакивая. Ты лучшая! Я тебя люблю, Мариш.
Он побежал в комнату, а Марина доедала подгоревший оладушек, думая о том, как маленькая революция может вернуть баланс в великой стране под названием «Семья».
Полгода спустя Сергей сдержал слово: купил посудомойку, оплатил клининг, стал сам гладить рубашки, а каждый раз, надевая свежую, подходил к Марине, целовал в щеку и шептал: «Спасибо, родная, ты моя волшебница». И в этом заключалась суть: любовь не в обслуживании, а в том, чтобы труд видели, ценили и хранили.
