Я разрешила сыну с семьёй пожить у меня. А теперь сама ючу по съёмным квартирам, пока в моей бывшая невестка живёт с другим мужчиной…
— На последнем совещании директор даже не стал церемониться: «Вариантов два — или ищите новую работу, или молитесь на чудо», — рассказывает Светлана, швыряя сумку на диван. — Всё ясно… только где эту работу взять?
Лицо её каменное, а внутри — комок. Фирма тонет — это видно невооружённым глазом, но до последнего верилось: авось, выплывут. И вот — приговор. Работа для Светланы — вопрос выживания: двое детей, алиментов — ноль, родители — пенсионеры, сами еле сводят концы с концами.
Резюме разлетаются как горячие пирожки, знакомых обзванивает без перерыва, интернет штудирует круглыми сутками. Иногда шутит с коллегами: «Теперь все наши разговоры — только о том, где подработать». Одни уже нашли что-то, другие сдались и ушли в никуда.
— Если припрет — заходи к нам в гипермаркет, — бросает знакомая из соседнего отдела. — Зарплата терпимая, график свободный. Я тебя устрою.**
Раньше такие предложения резали слух. Сейчас — хоть какая-то соломинка.
Мысли прерывает всхлип. Светлана оборачивается: у окна стоит Нина Семёновна — бухгалтер с сорокалетним стажем, обычно сдержанная, никогда не жалующаяся.
— Нина Семёновна, что случилось? — Светлана вскакивает. — Из-за сокращений переживаете? Да вам-то проще — пенсия уже есть. Сейчас чайку заварю, у меня пирожки остались. Давайте поговорим.
— А отдыхать мне, видать, под забором, — глухо говорит старушка.
— Как под забором? У вас же квартира, сын взрослый, вы с ним не живёте…
— Квартира есть, да не моя. Теперь снимаю угол. Двадцать пять тысяч — и то повезло.
Оказалось, у Нины Семёновны была двушка, которую она с сыном приватизировала в девяностых. После свадьбы пустила молодых к себе, а дальше — понеслось. Невестка забеременела, её прописали, потом ребёнка. Свекровь терпела: крики, скандалы, сын ночевал у друзей. Всё списывали на «гормоны» и «молодость».
А через год — вторая беременность.
— Не выдержала. Ушла, — вздыхает Нина Семёновна. — Сняла комнату. Думала — ненадолго.
Но «ненадолго» растянулось на годы. Перед Новым годом пришла с подарками — а на двери список должников. За её же квартиру. Долг — больше двухсот тысяч.
— А мы-то тут при чём? — удивилась невестка. — Квартира ваша, вот и платите!
Сын только развёл руками. «Денег нет», — сказал. Все накопления Нина Семёновна отдала, подписала соглашение — будет гасить долг три года.
— Даже не жаловалась… — голос её дрожит. — Звонила, спрашивала про внуков. Он говорил — всё нормально. А потом встретила соседку. Та рассказала: сын развёлся. Уже год как. А в квартире — бывшая невестка с новым мужем. И опять беременна.
— И сын?
— А он отвечает: «У меня новая семья. А там дети. Выгнать их не могу». Меня — мог.
Теперь Нина Семёновна платит за квартиру, в которой не живёт. Бывшая невестка с чужим мужчиной обустроились там, как хозяева, а она — мечется между работой и съёмной конурой. Пенсии хватает только на лекарства и аренду. Сбережений — нет. Помощи — тоже.
— Понимаю, ей некуда идти… но почему я должна быть на улице, пока она с любовником в моей квартире? — Губы дрожат. — Почему сын даже слова за меня не сказал?
Светлана молчит. Что тут скажешь, когда родной сын делает мать чужой в собственной жизни?
— А вы… к юристу ходили? — осторожно спрашивает она.
— Зачем? Она прописана. Дети. Разве суд выселит мать с малышами? А долг — на мне. Это же не уголовное дело. Всё по закону.
И в этом весь ужас. Всё «по закону» — но не по-человечески.
Вечером Светлана долго ворочается. Перед глазами — сгорбленная фигура Нины Семёновны и её слова: «Хоть бы раз пожить, как люди».
Где та грань, где семья становится предательством? Когда сын решает, что мать — просто старуха, которая «всё стерпит»?
Может, когда мы перестаём звонить? Когда удобнее делать вид, что у родителей «всё хорошо», лишь бы не обременять себя?
Теперь Нина Семёновна платит не только за квартиру. Она расплачивается за доверие, за доброту, за желание помочь. И остаётся один вопрос:
Что делать, если мать отдала всё — и осталась одна у разбитого корыта?
