Я родила тройню, а муж испугался и убежал даже из роддома меня не встретил.
Тройня? Вы же настоящая героиня, Валентина Михайловна! И все здоровы мальчик и две девочки! Это чудо!
Я лишь мама, улыбнулась я сквозь густой туман усталости, пытаясь осознать, что произошло за последние восемнадцать часов.
Это действительно было чудо, но в то же время и источник тревоги. Первые дни в роддоме прошли, как в дымке, между физическим изнеможением и безграничным счастьем.
Я лежала на твёрдой койке в больнице в Туле, собираясь силой после тяжёлых родов, и представляла, как Фёдор впервые увидит наших малышей.
В мыслях уже был Лёша с его озорными глазами, а девочки тёмноволосые, как я. Врачи обещали принести детей, как только закончат все процедуры.
Я ждала Фёдора следующий день, но он не пришёл. Позвонили в почтовый ящик, попросили передать записку Может, не дозвонились? В сельском совхозе уже третий день обходят участки, вероятно, там и задержался?
Третий день мне принесли доставку: банку компота, творожники, чистые пелёнки. Но это была не его доставка подмела соседка.
На клочке бумаги было написано: «Федька опять пьёт, Валя. Думаем, что дядя Григорий тебя заберёт. Не переживай, подставим плечо». Подписи: Таня, Вера, Зоя.
Мои руки вдруг охладели, а липкий страх просочился под кожу.
Всего пять дней назад я была простой деревенской женщиной, ожидавшей первого ребёнка, а теперь матерью троих, даже отцу которых не захотел увидеться. Чувство предательства медленно сжимало грудь.
Из коридора донёсся громкий топот тяжёлых шагов.
Валентина, заговорила медсестра, к вам приехал забирать дядя Григорий. Сосед говорит, приехал на возе! Ждёт у запасного входа, у столовой.
Медсестра помогла собрать вещи, переодеть младенцев. Её руки работали быстро, уверенно, с опытом и заботой, аккуратно укутывая крошки в одеяла.
Вот, держите, простёрла она свёрток. Это ваша старшая дочурка.
Я взяла на руки Алёну. Так я её назвала самая тихая из трёх. Акушерка говорила, что она появилось на свет за две минуты до сестры.
Вторую девочку я назвала Викторией с надеждой, что она выдержит всё. А мальчика Лёшей, как деда.
Мы вышли на ганок. Я шла осторожно, каждый шаг отдавался тупой болью в теле.
Дядя Григорий стоял у старого воза, запряжённого задумчивой кобылой. Увидев нас, он бросил самокрутку в снег.
Ну что, мамуля? Поехали, сказал он, беря из рук медсестры двух малышей и укладывая их в подготовленные покрывала. Прорвёмся.
Я молчала весь путь. Снег густел, но дорога к деревне была пробита, и воз скользил между сугробами.
Григорий время от времени лёгко тянул за вожжи, шепча себе под нос. Мы проезжали мимо колхозных полей, лесной полосы, переехали маленький мостик, и наконец издали показалась крыша нашего дома.
Подожди ещё чутьчуть, пробурчал дядя, помогая мне слезть.
Детёныши остались в возе, а я боялась даже на мгновение отойти. Но нужно было открыть дверь, разжечь печь.
Григорий поднял коляски, а мои руки дрожали от усталости и тревоги. Он первым вошёл в хату, я шла за ним.
Посреди комнаты стоял Фёдор. Вокруг открытый чемодан, разбросанные вещи. Он поднял голову и посмотрел на меня, будто на чужака.
Что ты? мой голос запел, звучал глухо.
Я не готов. Не рассчитывал на тройню, его взгляд скользнул по мне. Ты справишься сама. Прости.
Дядя Григорий аккуратно поставил коляски к печи. Я увидела, как на его шее вспыхнули вены.
Ты что, совсем сошёл с ума, Фёдор? Оставляешь трёх детей и жену? его голос грохнул, будто гром.
Не вмешивайся, старик! возразил он и снова повернулся к вещам.
Совести нет! дядя схватил его за плечо, но Фёдор вырвался, застёгнул сумку.
Фёдор, сделала я шаг вперёд. Посмотри хотя бы на них
Он бросил взгляд на коляски и молча пошёл к двери. Переступив порог, прошёл двор, вышел в снег и исчез в метели, будто его и не было.
Я опустилась на пол и почувствовала, как внутри гаснет чтото. Дышала, но в душе властвовала пустота.
Первый год стал испытанием, каким не пожелал бы даже вражеский враг. Каждый рассвет я вставала, а к полночи снова ложилась. Пелёнки, бодики, бутылочки, соски жизнь превратилась в бесконечный круг забот. Одно кормит другое плачет
Переворачивая троих, я возвращалась к началу. Кожа на руках трескалась от бесконечного стирки, пальцы покрывались мозолями от постоянного выкручивания влажных пелёнок.
Мы выживали благодаря чуду. Каждое утро у порога появлялось чтото новое кувшин молока, мешок крупы, вязанка дров. Односельчане помогали молча, без слов и объяснений.
Чаще всего приходила Таня. Она помогала мыть младенцев, научила готовить смесь, когда моего молока уже не хватало.
Держись, Валюша, говорила она, умело укутывая Лёшу. В деревне люди не пропадают. А твой Фёдор дурак. А ты счастлива. Бог тебе детей благословил.
Дядя Григорий приходил каждый вечер проверял, не замёрзла ли печь, не протекает ли крыша. Однажды привёл несколько мужиков они отремонтировали сарай, заменили гнилые доски, заклеили щели в окнах.
Когда впервые наступили морозы, Вера принесла шерстяные чулки по три пары каждого размера. Маленькие росли не по дням, а по часам, несмотря на скудное питание и тяжёлую быт.
С приходом весны дети начали улыбаться. Алёна отличалась уравновешенностью, даже в младенчестве она смотрела на мир, будто всё уже понимала.
Вика же была громкой, требовательной, часто привлекала внимание криком. А Лёша непоседливый и любознательный, как только научился переворачиваться, сразу стал исследовать всё вокруг.
Тем летним летом я училась жить заново. Прикрепляла одну коляску к спине, двоих малышей ставила в самодельный тачку и шла в огород. Работала между кормлением, стиркой, короткими промежутками сна.
Фёдор не появлялся. Время от времени доходили слухи видели его в соседней деревне: опухшего, небритого, с затуманенным взглядом.
Я уже не злилась на него. Нет сил было гнаться за обидой. Оставалось лишь любовь к детям и борьба за каждый завтрашний день.
К пятой зиме жизнь чутьчуть наладилась. Дети подросли, стали самостоятельнее. Они помогали друг другу, вместе играли, а потом пошли в детский сад. Я устроилась работать в сельскую библиотеку хотя бы на полставки. Каждый вечер приносила домой книги и читала их детям перед сном.
Зимой в деревню приехал новый слесарь Андрей. Высокий мужчина с сединой в бороде, морщинами вокруг глаз. На вид ему было около сорока, но держался так прочно, что выглядел моложе. Впервые он вошёл в библиотеку в феврале, когда за окном метель.
Добрый день, сказал он чуть хрипло. Есть ли чтонибудь интересное почитать вечерами? Может, Дюма?
Я протянула ему слегка поцарапанный том «Трёх мушкетёров». Он поблагодарил и ушёл. На следующий день вернулся с деревянной игрушкой в руках.
Это для ваших малышей, сказал, протягивая вырезанного из дерева коня. У меня руки к столярному делу.
С тех пор он приходил регулярно то поменять книгу, то принести новую игрушку.
Лёша принял его сразу бросался к нему, хватал за руку, тянул к своим «сокровищам». Девочки были осторожнее, но вскоре тоже стали к нему приближаться.
В апреле, когда снег уже таял, Андрей принес мешок картофеля.
Это вам, сказал просто. Хороший сорт, как раз для посадки.
Я смутилась отвыкшая от мужской помощи после Фёдора.
Спасибо, но я и сама справляюсь
Знаю, кивнул он. Все видят, какая вы сильная. Но иногда принять помощь тоже сила.
В тот момент изза крыши выскочил Лёша с палкой в руках:
Дядя Андрей! Смотри, какой меч! Сделаем настоящий?
Конечно! улыбнулся Андрей и присел рядом. А для твоих сестёр тоже сделаем чтонибудь красивое.
Они пошли к сараю, обсуждая будущие изделия. Я наблюдала за ними и впервые за долгое время почувствовала, как в душе зарождается тепло.
Летом Андрей стал приходить ещё чаще. Помогал в огороде, чинил забор, проводил время с детьми.
Алёна и Вика уже перестали молчать делились с ним своими тайнами. А мне рядом с ним было спокойно без суеты, без лишних слов.
В сентябре, когда дети уже спали, мы сидели на ганке. Над головой звёздное небо, вдалеке слышалось лай собак.
Валю, сказал Андрей, позволь мне быть рядом не просто так. Не как гость. Я люблю твоих детей как своих.
В его глазах блестела искренность, и в них не было ни капли сомнения.
Я молчала, глядела на звёзды. Иногда судьба чтото отнимает, чтобы потом дать гораздо больше. Нужно лишь дождаться.
Пятнадцать лет с момента рождения малышей прошли, как один миг. Наш двор изменился крепкий забор, новая крыша, хороший сарай с курятником. Андрей построил веранду с большими окнами.
Теперь каждый вечер мы собирались там вместе. Лёша, высокий подросток, уже превзошёл Андрея. Его руки покрылись мозолями всё лето он работал в кузнице.
Алёна готовилась к поступлению в педагогический институт, а Вика творческая, неугомонная, заполняла тетради стихами.
Я работала полный день в библиотеке. Дети обращались ко мне с уважением: «Валентина Михайловна». Иногда я подменяла учителей вела уроки литературы, делилась мыслями о жизни, выборе, силе духа.
Андрей стал мастером на все руки. Открыл мастерскую, где чинил всё от замков до моторов.
Лёша часами работал рядом перенимал навыки. Давно уже называл Андрея «папой», а девочки «наш».
В день выпускного Вики, когда мы шли домой, ктото крикнул. Мы обернулись.
У школьного забора стоял Фёдор. Сморщенный, измождённый, в поношенной куртке. Он сделал несколько шагов.
Андрюха, помоги. До пенсии хоть десятку
Мамочка, кто это? хмурился Лёша.
Сердце разорвалось. Сын не узнавал своего отца.
Алёна встала передо мной, как щит. Вика обняла Андрея.
Сейчас, сказал Андрей, доставая десяток.
Фёдор уставился на детей, будто искал знакомые черты. Но в них уже не было его. Они стали нашими.
Ваши? кивнул он.
Наши, твёрдо ответил Андрей.
Фёдор взял деньги, повернулся и ушёл. Без слова, без взгляда.
Мамочка, кто это был? спросила Вика, когда мы вошли во двор.
Когдато я его знала, тихо ответила я, закрывая калитку. Очень давно.
Тот вечер был, как обычно. Смех, истории, тепло. И покой, который приходит после долгой борьбы.
Когда дети заснули, мы с Андреем сидели на веранде. Его ладони сжимали мои.
О чём думаешь, Валю?
О жизни. О том, что не каждое падение конец. Часто это просто новое начало.
И я знала: всё, что случилось, было не зря. И теперь у меня было всё. Больше, чем когдалибо мечтала.
