Я спала с моим мужем, не подозревая, что он умер два дня назад — теперь я беременна от ребенка его призрака.
Клянусь, я видела его. Прикасалась к нему. Целовала его. Чувствовала. Его дыхание было тёплым, губы пахли мятой — как всегда. На нем была ту же самая серая худи, слишком большая, из‑за которой он выглядел как «мягкий бандит». Он был реальным. Обнял меня всю ночь, прошептал в ухо «я тебя люблю». Сказал, что в следующем году мы поженимся. Каждый миг я помню: как он скользил пальцами по моей руке, как плакал, когда я плакала, как любил меня так страстно, что казалось, душа разорвётся пополам. И потом… он исчез.
Я проснулась одна. Страх не охватил меня — подумала, что он вышел на пробежку, как иногда делал. Его одеколон всё ещё висел в простынях, кожа всё ещё горела от его прикосновения. Но что‑то не сходилось.
Я позвонила. Снова. И снова.
Тогда в мою комнату вошла моя лучшая подруга Аделина, лицо её было бледно, она не могла понять, почему я плачу.
— Варвара… — прошептала она. — Ты ещё не знаешь?
Я рассмеялась. — Что ещё?
— Тарас мёртв.
Я моргнула. — Как мёртв?
Она заплакала громче. — Он умер два дня назад, автокатастрофа в ночь грозы.
Нет. Нет‑нет‑нет.
Я крикнула, толкнула её, назвала её бессердечной, показала смс от Тараса, отправленное прошлой ночью, и голосовое сообщение, где он говорил: «Иду к тебе, скучаю по твоему телу рядом со своим». Аделина дрожала, глядя на телефон.
— Варвара… он не мог это послать. Он уже в морге.
Мир накренился. Колени подминулись.
Я бросилась в ванную, вытащила его влажное полотенце, оставленную на полу худи, след от укуса на шее.
Он был здесь. Должен был быть.
Но правда в том, что Тарас был погребён вчера. И каким‑то образом я провела с ним ночь.
Дни прошли, ночи стали невыносимыми. Я не могла спать. Каждый раз, закрывая глаза, видел его — то у изголовья, то шепчущим на ухо. Однажды услышала: «Не плачь, любимая, я рядом». Пыталась, но записала только шум и собственный испуганный вдох.
Затем я пропустила две менструации. Сначала списала на стресс, горе, травму. Потом, когда пятую подряд рвоту не смогла остановить, сделала тест. Две розовые линии.
Положительный.
Я рухнула. Последний человек, с которым спала, был Тарас. Но он мёртв, захоронен, разлагается. И всё же внутри меня растёт что‑то. Что‑то бьёт по ночам, светится под кожей, когда выключают свет. Каждый раз, когда я плачу и говорю, что не выдержу, я слышу шёпот из теней:
«Ты не одна. Наш ребёнок придёт».
Эпизод 2
Не помню, как заснула. Помню только, как проснулась в ванне, с тестом в руке, две розовые линии насмехаются над моим рассудком. За последние дни я не слышала ни одного звонка, ни от Аделины. Мой телефон молчал, имя на экране светилось, как призрак, но я игнорировала все вызовы.
Как объяснить, что я жду ребёнка от человека, похороненного под землёй несколько недель? Кто бы поверил? Я сама в это почти не верила. Пока не настала та ночь.
Только успела уснуть, как внутри меня появился толчок. Не обычный удар, а умный, целенаправленный, будто кто‑то пытался привлечь моё внимание. Я резко поднялась, хватаясь за живот, и снова услышала голос Тараса в своей голове.
— Не бойся, любимая. Я выбрал тебя.
Я закричала, бросилась с кровати, посмотрела на живот в зеркале, оторвала футболку. Увидела слабый синий свет под кожей, мигнул и исчез. Ноги сели, я упала, всхлипывая.
На следующий день я пошла в больницу. Врач спросила, как я забеременела после визита «мужа». Я соврала о датах и симптомах: странные сны, кожа светится, слышу голоса умершего.
— Мы в стресс‑состоянии, — сказала она, — гормоны и тревога могут сильно влиять на разум.
Она приложила стетоскоп к животу, но её лицо побледнело.
— Я не слышу обычных ударов, но что‑то движется.
Назначили УЗИ. На холодном металлическом столе техника стала бледной, поправляя сканер.
— Это плод, — прошептала она, — но он светится.
Я вышла из больницы, не дождавшись результатов. Ночью мне приснился Тарас у нашего старого омутного берега, ветер шёлестел в его худи.
— Наш ребёнок не такой, как все, — сказал он тихо, словно шёпот ветра. — Он — я, и ещё что‑то.
— Что ты имеешь в виду? — спросила я.
Он лишь улыбнулся печалью. — Скоро всё поймёшь. Защищай его.
Я проснулась, шторы распахнуты, хотя я заперла дверь. Худи Тараса, из сна сложенное, лежал у края кровати, ещё тёплое. Я коснулась его — всё ещё согрето.
Тогда я поняла: то, что растёт внутри меня, реально. Это его. И меня меняет.
На следующий день я позвонила Аделине. Она приехала, обняла меня крепко, слушала, как я рассказываю о светящемся пятне в животе, о голосах, о ребёнке.
Она не смеялась, не кричала. Шёпотом сказала:
— Пойдем в место, где меня ждут.
Мы прошли к старой хате за церковью её бабушки. Внутри сидела старуха с седыми косами и бледными глазами. Она посмотрела один раз и произнесла:
— Ты не первая, но должна быть последней.
Я спросила, что значит, но ответ заледенел до костей.
— В твоём животе дитя привязанной души. Это благословение и предупреждение одновременно. Отец не должен был вернуться. Дверь теперь открыта, и другие идут.
— Чтобы их забрать? — спросилась я.
— Чтобы забрать тебя.
Внезапно свет вспыхнул, холодный ветер пронёсся сквозь окна. Тени зашептались, и я вновь услышала голос Тараса:
— Беги.
Эпизод 3
Комната охладилась до леденящего ужаса. Глаза старухи расширились, тени на стенах вытянулись, как когти.
— Он здесь, — прошептала, сжимая распущенный крест из кости и дерева.
Аделина оттолкнула меня к ней. Но я уже не боялась Тараса. Страх теперь охватывал других — тех, кого старуха назвала пришельцами, потому что он нарушил правила.
Она бросила кучу пепла, образовав круг, и приказала встать внутрь.
— Не выходи, слышишь? Ты теперь мост. Между живыми и мёртвыми. А мосты соединяют в обе стороны.
Я встала в круг. Живот вновь светился тем же тревожным светом, ребёнок бился сильнее. Вошли голоса — десятки, сотни. Крики, стоны, рыдания, смех. Всё исходило из тьмы.
— Тарас, пожалуйста, — прошептала я. — Что происходит?
Тогда я увидела его. Но глаза его были пустыми, полными печали и страха.
— Прости, — сказал он. — Не хотел тянуть тебя в это. Я просто так сильно скучал, хотел ещё одну ночь, один миг. Не знал, что открываю врата.
Я подошла, слёзы катились по щекам.
— Почему я? Почему ребёнок?
Он посмотрел на мой живот, потом на меня.
— Потому что наша любовь была сильнее смерти. Любовь такая ломает законы.
Внезапно из теней вырвалась чудовищная дева с полуростовым лицом и пламенными глазами. Она просвистела, увидев меня. Тарас встал между нами.
— Ты не можешь её взять! — рычал он. — Не забирай наш ребёнок!
Монстр засмеялся.
— Ты, дух, нарушил правило. Прикоснулся к живым. Теперь мы вкусим.
Комната задрогнула. Старуха начала петь на древнем языке. Аделина схватила меня за руку, плача.
— Варвара! Не выходи из круга!
Я крикнула, когда монстр бросился на меня. Тарас оттолкнул его в воздух. Старуха крикнула:
— Сейчас! Выбирай, девочка! Жизнь или любовь?
Тарас, покрытый кровью и тающий, обратился ко мне.
— Ты должна меня отпустить, ради ребёнка, ради себя.
Я качала головой, плача.
— Не могу потерять тебя снова!
— Ты меня не потеряла. Я живу в нём, в тебе. Но если держишься, они возьмут всё.
Свет вспыхнул, пол раскололся, тени завыли. Я крикнула его имя и попрощалась.
В тот момент он улыбнулся и исчез.
Тьма отступила, монстр завыл и рассыпался в дым. Наступилась тишина.
Я упала, круг погас, а ребёнок внутри меня снова подпрыгнул, а потом успокоился.
Через девять месяцев я родила мальчика. Он не плакал, как остальные, лишь смотрел в глаза, тихо, будто уже всё знает. Его кожа слегка светится в темноте. Иногда, когда я пою ему колыбельную, слышу вторую голосовую гармонию — голос Тараса.
Мы назвали его Тарислав, что значит «Тарис – дар бога». Он никогда полностью не был моим.
Но перед тем как уйти в иной мир, он оставил мне последний подарок — частицу себя, которую ни одна тень уже не сможет отнять.
