Я стану бабушкой… Но как принять, что она старше моего сына на двенадцать лет?
Иногда, особенно после развода с Дмитрием, мне хочется раствориться в воздухе. Сбежать подальше от всех — от тётки Галины из пятой квартиры, подруг-сплетниц, даже от собственной тени в зеркале. Спрятаться, будто в берлоге, чтобы сердце, израненное предательством, затянуло шрамы.
В такие дни я беру томик Ахматовой, укутываюсь в бабушкин плед с запахом лаванды и зарываюсь в диван новой двушки у метро «Беляево». Дышу тишиной. Сын заходит редко — Артём, моя кровиночка, в прошлом месяце отметил двадцать три года. У него свой бизнес — IT-стартап, друзья-гики, девчонки с нарощенными ресницами. Не грузит меня проблемами, не ноет по пустякам. И слава богу, хоть порой тоска гложет до костей.
Полгода назад в соседнюю хрущёвку въехала Арина. Женщина с глазами, как у валькирии, и смехом, от которого теплеет в груди. Лет под сорок, но энергичная — будто искра. С первого разговора у подъезда прониклись друг к другу. То она зовёт на чай с медовиком, то я — на коньячок под солёные огурцы.
Оказалось, судьба её лупила, как сибирская метель: три брака, мертворождённый сынок, диагноз «бесплодие». Когда вспоминала об этом, пальцы сжимались в кулаки, но голос не дрожал. Мечтала не просто о ребёнке — о крепком доме, где пахнет щами и гречневой кашей, о муже, который не сбежит при первом крике младенца.
Я, седая мудрость, наставляла: «Ищи донора через агентство — денег хватит. Роди для себя, а мужик потом прибьётся». Но Арина лишь качала головой: «Хочу, чтобы дитя от любимого».
На Троицу позвала только Артёма. Нужно было поговорить по-мужски — бросила его Машка, та самая, с которой снимали лофт в Арбатских переулках. Ушла к какому-то олигарху из Рублёвки. Сын ходил, будто тень, и я шептала ему на ухо: «Вспомни деда — он в сорок пять бабушку встретил».
Внезапно — звонок. На пороге Арина с корзиной клубники от фермера. Устроили посиделки: пельмени под «Ибицу» Шнура, анекдоты про Чубайса. Артём, впервые за месяцы, заснул на моём диване, прижав к груди плюшевого медведя из детства.
Прошёл месяц. Сын стал заглядывать чаще, будто щенок на запах шашлыка. Арина же словно отгородилась невидимой стеной, но сияла, как новогодняя ёлка. На вопрос «что случилось?» лишь подмигивала: «Пока секрет, Лариса Петровна».
А потом грянул День семьи, любви и верности. Утром Арина смс прислала: «Молитесь за меня, сегодня судьбоносный день». Вечером увидела её в подъезде — одна, с букетом ромашек из «Ашана». Ни кольца, ни мужчины-спутника. Сердце ёкнуло: «Опять неудача?»
Через полчаса — стук. Открываю: Артём в помятой рубашке, за ним — Арина. Сын, покраснев как пандан из Китая, выдавил:
— Мам… ты скоро бабушкой будешь.
Пол подо мной поплыл. Эта Арина? Та самая, которой я твердила «рожай хоть от инопланетянина»? А вышло — от моего же кровиночки.
Господи, во что я вляпалась… Ей тридцать восемь, ему двадцать три. Я же сама ей мозги пудрила про «не жди принца». Теперь внук растёт под рёбрами у подруги.
Сижу ночью на кухне, пью ромашковый чай. С одной стороны — продолжение рода. С другой — стыд перед соседями. Но разве ребёнок виноват? Может, это и есть наше русское «авось» — странное, горькое, но единственное счастье?
Придётся глотать обиды. Помнить, что жизнь — не «Дом-2», где всё по сценарию. А если в ней зажглась новая звёздочка — значит, судьба ещё не устала шутить.
