8 марта началось для Татьяны с нервной дрожи — не от утренней прохлады, а от накипевшего возмущения. Перед зеркалом она застегивала куртку сыну Мише, стиснув зубы. Вместо праздника — очередной визит к свекрови в её хрущёвку на окраине Подольска. А значит, придётся терпеть колкие замечания, упрёки и искусно разыгранное чувство вины, которое Антонина Семёновна мастерски навязывала.
— Опять лицо, как у понедельника? — буркнул Сергей, натягивая шапку. — Не начинай, Татьяна.
— Ты серьёзно не понимаешь, почему? — прошипела она. — Опять будет пилить, что я Мишу балую, про работу свою расспрашивать, но даже не спросит, как я себя чувствую. Как будто я не с утра до ночи в четырёх стенах вкалываю, а дом — сам себя содержит!
— Ну и что? В офисе ты всё равно не работаешь, — фыркнул он.
— А удалёнка, по-твоему, — это лежать на диване? Или у нас еда с неба падает, а вещи сами стираются?
Сергей надулся. Ему не нравилось, когда Татьяна напоминала про деньги. Хотя правда была на её стороне: её доход как веб-дизайнера втрое превышал его зарплату охранника в супермаркете.
— Может, один сходишь? — попробовала она в последний раз.
— Ты что, забыла, какой сегодня день? 8 Марта! Мать нельзя просто так игнорировать.
Через два часа они сидели за праздничным столом в тесной кухне Антонины Семёновны. В углу, на потёртом диване, листала ВКонтакте Алёна — двоюродная сестра Сергея, которую свекровь приютила после смерти родителей. Татьяна и Алёна никогда не ладили. И было очевидно, кому свекровь отдаёт предпочтение.
— Мы тут с подругами обсудили, — объявила Антонина Семёновна, разливая компот. — Квартиру оформлю на Алёну. У вас ведь своя есть, а ей начинать жизнь.
Через неделю документы подписали. С условием: Алёна въедет только после смерти бабушки. Но судьба распорядилась иначе — через месяц у Антонины Семёновны случился инсульт. Она выжила, но превратилась в лежачую больную.
— Переезжаем к маме, — заявил Сергей, не оставляя выбора. — Сама она не справится.
Татьяна стиснула зубы. Они переехали. Но уход — кормление, мытьё, смена памперсов — легли на неё одну. Сергей пропадал на работе, Алёна — на пары или у парня. А Татьяна разрывалась между фрилансом, домом и ролью сиделки.
— Серёж, может, Алёна поможет? Квартира-то теперь её, — не выдержала она как-то вечером.
— Она учится, у неё личная жизнь. И вообще — ты же дома.
— Дома?! Я работаю! И всё тащу на себе!
— Устала, да? — усмехнулся он. — Моя мать — значит, и ухаживай. Или бросишь её?
— Твоя мать — твоя забота. А мою ты бы и пальцем не пошевелил. Наняли бы сиделку.
— Ты что, с ума сошла? На какие деньги?
— На её пенсию. Или на твою зарплату.
— А зачем ты мне тогда вообще? — бросил он ледяным тоном. — Иди, проверь, как там мать.
Ночью Татьяна лежала, уставившись в потолок. Мысли крутились, как снежный ком: он использует её. Как жену, как домработницу, как бесплатную сиделку. Алёна — будущая хозяйка квартиры — даже не появляется. А она ломает себя ради чужих интересов.
Утром, пока Сергей был на работе, она собрала вещи, взяла Мишу за руку и уехала в их старую квартиру. Телефон выключила. Отправила одно сообщение: «Хватит быть всем для всех. Прощай».
Вечером Сергей ворвался, топая ногами:
— Либо возвращаешься, либо развод!
— Как скажешь, — спокойно ответила Татьяна. — Только теперь это я подаю. Не намерена жертвовать собой ради чужого жилья и человека, который ни разу не сказал «спасибо».
— Очень пожалеешь!
— Уже пожалела. Что терпела так долго.
Через месяц они развелись. Сергей не извинился. Татьяна не звонила.
А через полгода она узнала: Антонина Семёновна умерла. И Алёна — та самая любимая племянница — выгнала дядю, как ненужный хлам.
Жизнь всё расставила по местам. И Татьяна ни о чем не жалела. Разве что о том, что не ушла раньше.
(Вывод: иногда отступление — единственный способ сохранить себя. И неважно, что скажут другие.)
