25марта2025года
Дневник
Я, Михаил Петрович, пишу, как будто пытаюсь себе напомнить, как всё дошло до этого момента.
Ты просто паршивец! голос моего отца, Константина Сергеевича, раздавался в тесных стенах однокомнатной квартиры на Тверском шоссе, эхом отскакивая от облупившегося коридора. Сидишь на моих деньгах, а посуду не можешь даже помыть!
Светлана Петровна сжала ладонь за спиной, пытаясь вытереть слёзы, а в глазах её всё более растекалась краска, будто маска клоуна.
Тоже устала! Не знаешь, как тяжело женщине держать дом! крикнула она, голосом, в котором слышался уже не плач, а крик.
Какое ещё «домохозяйство»? бросил в ответ Константин, бросив на пол грязную тарелку. Осколки разбросались по линолеуму, как осыпавшиеся звёзды. Всё вокруг бардак! Работал как проклятый на заводе, а дома свинарник!
Я, четырнадцатилетняя Валерия Сидорова, пряталась в крохотной комнате, прислонившись к стене, будто пытаясь стать невидимой. Эти скандалы были почти каждый вечер, но я не могла к ним привыкнуть.
Ты меня просто не любишь! мать превратилась в крик, громче телевизора. Ты женился из жалости!
Да, именно из жалости, а не из любви к твоей лени! Другие жёны работают, детей растят, а ты? Смотришь телевизор с утра до вечера!
Я зажала уши, но боль всё равно прорывалась сквозь пальцы, оставляя грязные следы в сознании. Я ненавидела эти вечера, крик отца, плач матери, и собственную бессилие изменить хоть чтото.
Хватит! взревел Константин, и тяжёлая штанга ударилась о пол. Я больше не корова, которую доитесь обеими!
Отец прошёл в спальню, скрип шкафа прозвучал как последний грохот. Я осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор.
Константин тащил из спальни старую спортивную сумку, полную вещей. Лицо его было покрасневшим, а желтеющие пятна на щеках походили на дорожную карту. Он даже не посмотрел на меня, проходя мимо.
Куда ты? Светлана вскочила с дивана, покрыв лицо новой порцией краски. Миша, стой!
Довольно! Я ухожу!
Ты не можешь! У нас ребёнок!
Лера остаётся с тобой. Разбирайся с проблемами сама. Может, хоть так до тебя дойдёт, что надо наконец работать!
Константин громко захлопнул дверь. Светлана упала в пол, завывая от беспомощности. Я бросилась к ней, села рядом на колени.
Мам, успокойся… шептала я.
Он бросил нас! крикнула мать, вцепившись в мои плечи. Как можно так оставить семью? Как можно бросить жену и дочь?
Я гладила спутанные волосы матери, пытаясь подавить слёзы. Отец просто ушёл, оставив нас в этой вонючей, заплесневелой квартире. В тот момент я думала, что он настоящий монстр.
Годы пролетели, как молнии. Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать. С каждым годом всё яснее открывалась правда, скрытая детским непониманием.
Мама больше не работала. Просыпалась к обеду, заваривая себе чай, и сидела перед «Первым каналом» до ночи. Я приходила из школы в грязную квартиру: горы посуды, пыль на мебели, бельё не постирано.
Мам, почему ты даже посуду не помоешь? спрашивала я.
Устала, голова болит. отвечала она.
Ты же всё день сидела дома! я возмущалась.
Ты ещё будешь указывать? поджимала губы Светлана, будто ребёнок обиженный. Я твоя мать!
Я научилась молчать, сразу берясь за домашние дела после школы: готовить, убирать, стирать. По выходным я раздавала листовки у станций метро, получая триста рублей за смену, а потом нашла работу в кафе официанткой.
Деньги уходили на продукты, коммунальные платежи, минимальные нужды. Мама постоянно просила ещё пачку денег, морщась, если сумма казалась ей недостаточной.
Тебе нужно больше зарабатывать, Лера. Нам денег не хватает. говорила она.
Мам, я учусь. Работаю по пятнадцать часов в неделю. отвечала я.
Я в твоём возрасте уже была замужем. вставляла она, словно клеймо.
Я прикусывала язык, пока кровь не текла. Да, она была замужем за мужчиной, который содержал её, пока она лежала на диване.
После школы я поступила в МГИУ им. Н. Э. Баумана на заочное отделение, потому что дневное обучение стоило бы слишком дорого. Работать пришлось ещё больше. Я нашла работу в ресторане с хорошими чаевыми, хотя ноги болели, а спина ныла, но я продолжала.
Приготовь что-нибудь вкусное, говорила Светлана, не отрывая глаз от сериала. Надоели твои макароны.
Мам, я через полчаса ухожу на работу. отвечала я.
Успеешь. Я же целый день одна, хоть бы поужинала чемнибудь нормальным.
Я варила борщ рано утром, оставляла его на плите. Мама разогревала его к обеду и снова возвращалась к телевизору, даже не помыв свою тарелку.
Однажды на работе я познакомилась с администратором Ольгой.
Слушай, а твоя мама не хочет уборщицей пойти? У нас открылась вакансия, платят нормально, график гибкий. спросила она.
Серьёзно? воскликнула я. Дай её номер.
Дома я осторожно рассказала маме об этом. Светлана скривилась, будто я предложила ей гнилой сыр.
Уборщицей? Ты серьёзно? возмутилась она. Я не буду полы мыть!
Мам, это работа, платят прилично, график удобный. пыталась я убедить.
Я не могу! У меня давление! кричала она, голосом, который напоминал сирену. Ты меня родила, а теперь требуешь?
Я сжала кулаки, ногти врезались в ладони. «Я тебя родила» стало оправданием для каждой её отговорки.
Ольга всё же дозвонилась до Светланы, и та согласилась идти на собеседование, потому что я стояла над ней, как коршун. Неделю она ходила на работу, возвращаясь с кислой гримасой и отторжением к обязанностям.
Там просто кошмар! Грязь повсюду! жаловалась мама. Мне тяжело, спина болит, ноги отекают.
На восьмой день Светлана просто не пошла, отключила будильник и проспала до обеда. Ольга извинилась, что её уволили.
Второй раз я нашла маме работу продавцом в овощном киоске. Светлана согласилась, но уже через три дня подала заявление: холодно, покупатели грубые, зарплата мелкая.
Мам, ты даже не доработала до первой зарплаты! упрекала я.
Не могу! Ты не понимаешь, как мне тяжело! вопила она, слыша лишь свой собственный крик.
Я вылезла на балкон, чтобы подышать холодным воздухом, чувствуя, как ярость в груди закипает. Она «вкалывала» двенадцать часов в день, училась, несла на себе весь груз быта, но всё равно говорила, что я не понимаю её боли.
Скандалы не прекращались. Светлана требовала больше денег, лучшей еды, новой одежды. Я пыталась объяснить, что физически не могу зарабатывать больше.
Тогда найди ещё работу! приказывала она.
Мам, у меня учёба! Я сплю по пять часов! отвечала я.
Я в молодости тоже не высыпалась. Ты в молодости вышла замуж и теперь лежишь на диване! громко заявляла она, бросая в меня тарелки, чашки, пульт.
Мне было двадцать, а я уже чувствовала себя загнанной лошадью, тащащей непосильный груз.
Однажды вечером, после изнурительной смены, я пришла домой и увидела маму среди пустых пакетиков из «Пятёрочки».
Ты купила торт? спросила я, глядя на огромный кремовый кусок.
Ну да, захотелось сладкого. ответила она.
За полторы тысячи рублей? Мы могли бы на эту сумму продержаться неделю! возмутилась я.
Это мои деньги! Ты их сама отдала! крикнула мать.
Я отдала их на еду! На крупы, мясо! я подняла голос.
Не кричи! Я устала от твоих претензий! Работай больше, если тебе не хватает! сказала она, скрестив руки.
Я выдавила: «Хватит».
Я больше тебе ни копейки не дам. Мне нужны деньги на проезд, на институт, на себя! заявила я.
Эгоистка! Я тебя растила, жертвовала всем! воскликнула она.
Ты ничего не жертвовала! Лежала, пока отец работал! Лежала, когда он ушёл! И продолжаешь лежать! крикнула я, бросая телефон в стену.
Я ушла в свою комнату, закрыла дверь, включила ноутбук и открыла вакансии в других городах. Поняла, что могу уехать, просто собрать вещи и уйти.
Следующие две недели прошли в тумане. Я собирала документы, искала жильё, договаривалась о работе в колцентре в соседнем регионе. Мама была поглощена сериалом и жалобами на жизнь.
Ночь перед отъездом я собрала самое необходимое в сумку, оставив на столе записку: «Я поняла, почему ушёл отец. Изза тебя. Теперь моя очередь».
Утром я вышла из квартиры, поднялась к автовокзалу. Ощущение было одновременно предательским и освобождающим.
Третий звонок прозвенел через три часа.
Где ты? дрожал голос Светланы. Куда ты делась?
Я уехала, мам. отвечала я.
Как уехала? Куда? вопила она.
В другой город, начну жизнь отдельно. сказала я.
Ты не имеешь права! Я твоя мать! Ты обязана меня содержать! она кричала.
Нет, не обязана. ответила я.
Вернись! требовала она. Ты такая же, как отец!
Я отключила телефон, заблокировала её номер и включила громкую музыку, чтобы заглушить её крики в голове.
Новый город встретил дождём и сыростью. Съёмная комната в общежитии была крошечной: кровать, стол, шкаф. Но это уже было моё пространство.
Я устроилась на кровати, вспоминая отца, который бросил меня, когда мне было четырнадцать, и мать, превратившую меня в доильную корову. Прости их? Нет. Они оба использовали меня как замену потерянному кормильцу.
Сейчас у меня нет семьи, но есть право жить так, как хочу, не чувствуя вины за каждую потраченную копейку.
Я вытерла мокрые щёки, открыла ноутбук. Завтра начинается новая жизнь трудная, пугающая, но свободная.
Урок, который я вынес: свобода начинается тогда, когда перестаёшь платить за чужие страхи и начинаешь инвестировать в свои мечты.
