Я ухожу, Иван… Скажу прямо — я полюбила другого. Рядом с ним я снова чувствую себя женщиной: Как мужчина обрёл счастье после измены жены
Иван ехал по разбитой просёлочной дороге, петляющей между деревнями, где каждое берёзовое поле напоминало о его детстве. Он не был здесь лет десять — с тех пор, как похоронил родителей, в родовой дом не заглядывал. Всё время отнимали бизнес, сделки, контракты. Он строил, зарабатывал, поднимался всё выше. Но теперь был свободен. Впервые за долгие годы. И это ощущение — как первый вдох после долгого ныряния.
Машину подбрасывало на ухабах, колёса вязли в глинистой колее, поросшей метёлками пырея. На секунду дорогу перебежал заяц, скрывшись в зарослях лопуха. Иван остановился, вышел, вдохнул влажный вечерний воздух и посмотрел на багровый закат. Казалось, сама природа замерла, давая ему время осознать: впереди новая жизнь.
За плечами — тридцать лет брака с Татьяной. Она была младше его на десять лет — красивая, яркая, с огоньком. Он любил её всей душой, баловал, строил особняк, возил по курортам, крутился в бизнесе ради неё и детей. Но когда дети выросли, а он пропадал на стройках и в офисах, Татьяна вдруг поняла, что задыхается. Потом просто перестала возвращаться домой вовремя.
Сначала Иван не верил намёкам. Друзья осторожно подбирали слова, но он отшучивался. Пока однажды Татьяна не сказала прямо:
— Я ухожу, Ваня… Влюбилась. Он моложе, без обязательств, и с ним я снова чувствую себя живой. Прости, но так больше не могу.
Она не просила прощения. И он не удерживал. Оставил ей квартиру, не стал делить имущество, не полез в суды. Решил сохранить достоинство, не превращая прошлое в грязь.
Остался во главе строительной фирмы, но перебрался из Москвы в деревню, в тот самый дом, что когда-то построил для родителей. Там, где всё было просто и честно. Дом стоял на краю леса, пах смолой и свежим хлебом. Никакого пафоса — только земля, небо и память.
Сначала было пусто. Бывшие коллеги звонили всё реже, столица казалась другой планетой. Но потом началось медленное возвращение к себе. Утренние прогулки по ржаному полю, рыбалка на заросшем пруду, тихая охота за грибами, треск дров в печи — всё это заживляло раны. Татьяна стала чем-то вроде старой песни, которая уже не берёт за душу.
А потом, на деревенском кладбище, где он пришёл навестить родные могилы, увидел пса. Худого, с потухшим взглядом.
— Это Тузик, — пояснил сосед. — Жил у Людмилы Петровны, она умерла. Теперь от могилы не отходит. Ждёт…
Иван присел рядом.
— Ну что, Тузик? Пойдём к себе?
Пёс не сразу, но поднялся. И пошёл. С тех пор они не расставались. Селяне качали головами:
— Видно, душа у Ивана чистая. Раз пёс к нему привязался — значит, человек хороший.
Зимой они чистили снег — он лопатой, Тузик — носясь вокруг и лая на сугробы. Скоро должна была приехать внучка — дочь обещала навестить с семьёй. Иван развесил гирлянды, достал старые сани. Тузик будет носиться с детьми, а в избе снова зазвучит смех.
Он глядел на горизонт, где солнце пробивалось сквозь тучи, и впервые за много лет чувствовал не боль, не горечь — а спокойное, тёплое счастье. Он не искал новых романов, не копил злость, не строил грандиозных планов. Просто жил. В своём доме. Со своим псом. В своей деревне. И знал — всё правильно.
