Я не верила, что скажу это вслух… но сил больше нет. Устала от гор немытой посуды, липкого пола, затхнутого запаха вчерашних щей и ощущения, будто живу не у себя в квартире, а в общаге с нерадивыми студентами. И всё из-за родного сына и его «невестки», которая уже третий месяц гостит у нас, как в санатории.
Серёже два месяц назад стукнуло двадцать один. Учится заочно, отслужил в армии, устроился на нормальную работу. Вроде бы взрослый мужик, живёт самостоятельно, за квартиру помогает платить — чем не повод для гордости? Вот только всё изменилось после того разговора.
— Мам, — как-то вечером выдал он, — у Кати дома ад. Родители орут, посудой кидаются, ей даже конспекты писать не дают. Пусть поживёт у нас, пока не успокоится. Ты же знаешь, она тихая, не шумит.
Пожалела я девочку. До этого Катя пару раз заходила — скромница, глазки в пол, говорит шёпотом. Куда денешься? Тем более у Серёжи своя комната есть. Но кто бы мог подумать, чем это обернётся!
Первые недели старались: посуду мыли, пол подметали, тише воды ниже травы. Даже график дежурств состряпали: у них — суббота, у меня — среда. Я-то думала, ну вот, повзрослели наконец. Ан нет, через месяц всё полетело к чертям.
Грязные тарелки с засохшим борщом сутками валяются в раковине, по полу — крошки, волосы, фантики. В ванной — разводы от геля, волосы в сливе, мыльные подтёки. Их комната больше напоминает медвежью берлогу: одежда валом, крошки по столу, постель смята. А Катя ходит по квартире с маской на лице и телефоном в руках, словно в спа-салоне, а не в гостях.
Я и так, и эдак: просила, напоминала, даже график вешала на холодильник. В ответ — «забыли», «не успели», «сделаем завтра». Это «завтра» длится неделями. Стала молча совать веник и тряпку в руки — без толку. Однажды пролили компот на скатерть — даже не вытерли. Просто ушли. Опять всё убирать мне.
Когда в сотый раз зашла к ним и увидела этот свинарник, не выдержала:
— Вам самим не противно в таком хламе жить?
А Серёжа, не моргнув глазом:
— Творческие личности живут в творческом беспорядке.
Только вот творчества я не вижу. Вижу двух взрослых дармоедов, которым норм коптиться в грязи, пока мать за них всё убирает.
Серёжа, конечно, клялся, что будет помогать — продукты покупать, за коммуналку скидываться. На деле платит только за квартплату. Продукты закупает раз в неделю, зато еду на дом заказывают через день. Суши, пицца, бургеры… меня тоже угощают, да только мне от этого ни жарко ни холодно — холодильник-то пустой. На эти деньги можно было бы нормально семью кормить.
Катя не работает, учится на бюджете. Стипендию получает, но ни копейки, ни на продукты, ни на хозяйство. Всё на себя тратит. Как заикнулась, мол, может, скинемся? — так обиделась, плечами пожала.
Я Серёжу одна поднимала. Отец сбежал, когда я ещё на сохранении лежала. Родители помогали, я вкалывала в две смены, копейку к копейке, сына в люди выводила. Никогда не попрекала. И сейчас не хочу. Но смотреть, как они превращают мою квартиру в помойку — больше нет сил.
Пыталась по-хорошему. Раз, два, три… Теперь ясно — бесполезно. Не перевоспитать. Они уверены, что это я слишком причудливая. Что ещё спасибо должны говорить, что разрешаю рядом жить.
Три месяца терпела. Хватит. Решила: или убираетесь, или чемоданы — иезжайте в общагу. Там быстро поймёте, что значит уважать чужой дом.
Потому что я устала быть для них бесплатной уборщицей. Хочу наконец жить спокойно, без вечного барyerтного хаоса и чужих трусов на кухонном столе.
Вот только… как быть с сыном? Ругаться, выгонять? Или по-прежнему стиснуть зубы вМожет, пора просто выставить им счёт за уборку и коммуналку — пусть почувствуют, сколько стоит их “творческий беспорядок”.
