Лидочка, объясни наконец! — соседка Алевтина Семёновна стояла на пороге с сеткой, недоумённо качая головой. — Муж у тебя есть или нет? Вчера Антона видела — выходил из твоей квартиры. А утром встретила его у метро с какой-то блондинкой!
Я отложил газету, пригласил её на кухню. Чайник как раз шипел на плите.
— Садитесь, Алевтина Семёновна. Не всё так просто. Да, Антон — мой муж. Официально. Штамп в паспорте — уже семь лет. Но живём раздельно. У каждого своя квартира.
— Как раздельно? — Алевтина Семёновна плюхнулась на стул, явно настраиваясь на долгую беседу. — Какая же это семья? Зачем тогда замуж выходила?
Я налил чаю, сел напротив. За окном моросил октябрьский дождь, капли по стеклу ползли, как слёзы. Такую же погоду помню в день нашей росписи.
— По любви выходила. Думала, будем жить, как люди: дети, дача, общий быт. Ан нет! — Горько усмехнулся. — Через полгода понял: мы — полные противоположности. Ей тишина, мне — шумные собрания. Она аккуратистка, я вещи разбрасываю. Без душа она дня не проживёт, а я могу.
— Так разводитесь! — махнула рукой соседка. — К чему мука?
— Тут самое интересное. Развестись — не можем. Квартира общая, приватизированная на двоих ещё до свадьбы. Копейку в копейку вложили. Антон говорит: продавать придётся, деньги делить. А куда потом? Арендовать? Нам уже за сорок. Где столько денег на съём?
Алевтина Семёновна согласно кивнула, понимая суть вопроса.
— И что придумали?
— Решили так. Антон в той квартире, я купил маленькую однушку на окраине. Дёшево, зато своя. Кредит тяну, зато никто не мешает. Антон заходит, когда скучно. Сидим, болтаем, как старые приятели. Потом уходит.
— И долго так будете? — соседка разглядывала меня с любопытством. Я выглядел усталым, но спокойным.
— Не знаю. Пока сойдёт. Официально — муж и жена, документы не трогаем, на работе вопросов нет. Фактически — живём порознь.
После ухода соседки долго сидел у окна, допивая остывший чай. Дождь крепчал, и в его шуме слышались голоса прошлого.
Встретились с Антоном на работе. Я — инженер, он — снабженец. Высокий, видный, обаятельный. Меня к нему сразу потянуло.
— Лидочка, не составите компании в обед? — подошёл он как-то в четверг. — Знаю тут отличную столовую.
Согласилась. Потом — ещё встречи. Антон оказался интересным собеседником, начитанным. Говорили о книгах, кино, путешествиях.
— С вами так легко, — признался он месяц спустя. — Понимаете с полуслова.
Мне тоже было с ним комфортно. После первого развода прошло уже лет пять, и я почти махнул рукой на поиски родственной души.
Антон был одинок, детей не имел. Жил в трёхкомнатной квартире от родителей.
— Большая для одного, — ворчал. — А продавать жалко — родительское гнёздышко.
Полгода встречались. Затем предложение. Сыграли скромно, лишь близкие.
Первые месяцы — сплошная влюблённость. Казалось, любые мелочи решаемы.
Но мелочи стали копиться.
— Антоша, ну нельзя же оставлять грязную посуду! — ворчал я на гору тарелок в раковине.
— Ладно тебе, завтра помою, — отмахивался он у телевизора.
— Завтра, потом… Пока всё жиром не покрылось!
— Да не заморачивайся ты так!
Но я не мог. Беспорядок давил. Антон же в чистоте чувствовал себя стеснённо.
— Тут как в операционной, — жаловался. — Должно быть по-домашнему.
— По-домашнему — не значит в грязи!
Ссоры учащались: то из-за посуды, то вещей, то друзей Антона, которые могли ввалиться под утро.
— Так жить не могу, — признался сестре Кате. — Мы из разных миров.
— Попробуй подстроиться, — советовала она. — Мужчины все такие.
Не вышло. Я не мог терпеть бардак, Антон — моей педантичности.
Кульминацией стал приезд его друга Кольки. Остановился на пару дней, застрял на неделю.
— Серьёзно? — я сдерживал ярость. — Он с утра пьёт, в квартире курит, музыку орет! Соседи бунтуют!
— Человек в гостях! Прояви радушие! Потерпи немного.
— Уже неделю терплю! Он себя как хозяин ведёт, а ты потакаешь!
— Не раздувай. Мы с детства друзья.
— А я кто? Посторонний?
Тогда и осенило. Жить вместе больше не мог, разводиться — нелепо. Квартира — общий вклад.
— Слушай, а что если жить порознь? — предложил я после отъезда Кольки. — Ты остаёшься тут, я себе что-нибудь подыщу.
Сначала он не понял.
— Как порознь? Мы же супруги.
— Формально — да. Жить — отдельно. Встречаться, когда захочется.
— Дичь какая-то,
Она гладила Мурку, слушая как дождь, стихая, отстукивал по подоконнику прощальный ритм, и на душе, неожиданно лёгкой, стало ясно: этот особенный покой, сотканный из свободы и старинной привязанности, и есть её окончательный, выстраданный и столь ценный уют.
