«Я всё понимаю… но и ты меня пойми»: правда, разбившая мир
Тот день начался как любой другой. Надежда стояла у плиты, рубила мясо для жаркого. На кухне пахло чесноком, масло шипело на сковороде, а из комнаты донёсся телефонный звонок. Муж — Дмитрий — поднял трубку. Голос его был ровным:
— Алло?
Тишина. Долгая. Будто кто-то говорил без перерыва, а он лишь слушал. Надя вытерла ладони о передник и вышла в коридор. Пусто. Шнур от телефона тянулся к детской. Сердце ёкнуло. Неосознанно она замедлила шаг, ступая осторожно, будто крадучись.
Из-за полуоткрытой двери доносился шёпот. Таким голосом он с ней никогда не разговаривал.
— Лида, успокойся… Я всё понимаю. Но и ты пойми меня. У меня семья, я не могу приехать… Я тебя люблю. Очень. Но не сейчас — Надя может войти. Я обязан ей всё рассказать, но пока не время… Поговорим завтра. Не звони сюда в это время, прошу. И да… Я люблю тебя.
Её будто ударило током. Рука, готовая распахнуть дверь, замерла. Сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. «Я люблю тебя». Эти слова предназначались не ей.
Надя не стала устраивать скандал. В голове всплыли материнские слова: «Никогда не решай ничего сгоряча». Она глубоко вдохнула и вернулась на кухню. Взяла нож, но пальцы дрожали. Мясо под лезвием разлеталось неровно. У ног крутился кот Барсик — она бросила ему кусочек, машинально, без мысли.
«Я тебя люблю…»
Эти слова звенели в голове, как навязчивый мотив. Она цеплялась за другую фразу: «У меня семья…» Значит, она ещё что-то значила?
Но тогда кто она? Просто мать его детей? Хозяйка, которая стирает и готовит? Боль сжимала горло. Ведь у них всё было хорошо. Он всегда был внимателен, заботлив. Ни намёка на холодность. Никогда не подавал повода.
Через полчаса Дмитрий зашёл на кухню, втянул носом аромат жаркого и улыбнулся:
— Пахнет волшебно! Скоро поедим?
— Минут через двадцать. Мясо мелко нарезала — быстрее прожарится… Кто звонил?
— Что? А, с фабрики. Попросили завтра подъехать — партию леса принять.
— Часто тебя в выходные дергают. Мне это не нравится.
— Все в отпусках, сезон…
— Ага.
— Ты какая-то не своя, Надюш.
— Просто устала. Думала, завтра вместе на дачу съездим.
— Ты же дежурная. Вечером успеем.
— Дима…
— Что?
— Ты меня любишь?
— Ну что за вопросы. Конечно люблю, Наденька. И ребят наших люблю. Ты же знаешь — семья для меня главное.
Он обнял её, поцеловал в висок. Но впервые за годы этот поцелуй вызвал у неё дрожь отвращения.
Позже она лежала на диване, наблюдая, как сыновья возятся на полу. Кот запрыгнул ей на колени, вонзил когти — благодарил за угощение. Надя сжала его лапы, прижалась лицом к шерсти.
Та женщина… она должна исчезнуть.
Надя не могла делить мужа. Не могла спать с ним, зная, что он был с другой. Но и потерять его — невыносимо. Решение пришло само: разобраться с любовницей. Без лишних слов.
На следующий день, когда Дмитрий отвёл детей в сад и ушёл «на работу», Надя сказала на фабрике, что заболела, и осталась дома. Для виду взяла у соседки старый халат и платок — «красить забор». Потом — прямиком к скверу. Вскоре вышел Дмитрий. Она последовала за ним, прячась за углами.
Он зашёл в магазин, купил колбасу и яблоки, затем свернул к частным домам. Надя поняла: там она живёт. Муж скрылся за калиткой.
Она села на лавочку. Ждала. И вот он вышел… не один. Рядом — стройная брюнетка. Они пошли к парку — тому самому, где когда-то гуляли они с Димой. Надя повернула домой. В висках стучало. В груди — пустота.
Через несколько дней она разглядела Лиду ближе — красивая, чертовка. Лет тридцати. Потом — удача: подслушала разговор Лиды с подругой. Та, не подозревая, выдала всё:
— Лидка? Одна с ребёнком, муж сбежал. Теперь у неё роман с женатым. Говорит, он бросит ради неё семью…
Внутри у Нади всё закипело. Но внешне она осталась спокойной.
И вот, в один из выходных, Надежда — в том самом халате и платке — отправилась в гости.
Лида была во дворе. Надя притворилась, что плохо себя чувствует, вошла в доверие. Вода, разговор… и вдруг — «Я вижу вашу судьбу».
Лида сначала не поверила. Но когда Надя начала рассказывать про её жизнь — сбежавший муж, больной сын, шрам на колене — глаза женщины расширились.
— С этим мужчиной… у вас ничего не выйдет. Он крепко связан с женой. Не уйдёт.
— Уйдёт! Я заставлю его! Рожу от него!
— Он никогда не будет твоим!
— Будет!!!
И тут — удар колбасой по лицу. Завязалась потасовка. Надя била её, крича:
— Это МОЙ муж! МОЙ! Поняла?! Исчезни из нашей жизни! Исчезни!
Слёзы, царапины, порванный платок… Но Надя ушла с высоко поднятой головой.
Через неделю Диму перестали вызывать в выходные. От него больше не пахло дешёвыми духами. Надя почувствовала победу. Лида исчезла. Навсегда.
Прошли годы. Они переехали. Жили тихо. Он — замкнутый, часто задумчивый. Она — спокойная. Дети выросли. Жизнь шла своим чередом.
А однажды, когда до конца оставались считанные дни, в больничную палату вошла женщина. Надя подслушала — это была она. Лида. Они плакали. Он шептал её имя. Прощался.
Надя взглянула в глаза старой сопернице. Та молча вышла. Они не узнали друг друга. Или сделали вид.
Той ночью, сидя у постели угасающего мужа, Надя подумала:
А вдруг это и правда была любовь? Настоящая. Глубокая.
Но…
Жизнь — не сказка.
И если кому-то суждено страдать — пусть это будешь ты, а не твои дети. Ведь семья — прежде всего.И когда его дыхание стало тише, чем шёпот осеннего ветра за окном, Надя наконец поняла, что простила — не его, а себя.
