Я очнулась в четыре утра, словно кто-то толкнул меня в бок, — надо было печь блины для ребятишек. Но то, что встретило меня у двери сына, словно ледяная вода окатило душу.
В нашем провинциальном городке под Тюменью, где утренний туман стелется по улицам, как молочная река, вся моя жизнь в 65 лет заключена в одном — в детях. Меня зовут Антонина Степановна, и я всегда жила только для них. Но то утро, начавшееся с тёплых мыслей, обернулось такой болью, что до сих пор давит где-то под рёбрами.
**Жизнь, отданная детям**
Мои дети — сын Дмитрий и дочь Светлана — давно взрослые. У них свои семьи, свои хлопоты, но для меня они всё те же малыши, что бегали по двору с мячиком. Я не сижу сложа руки: варю щи, стираю, ношу сумки из магазина — лишь бы им было полегче. Дмитрий с женой Алиной и двумя детками живёт в соседнем доме, а Светлана с мужем укатила в Екатеринбург. Я всегда рядом с сыном, помогаю, пока ноги носят. В этом весь мой смысл — видеть их улыбки.
Вчера я, как всегда, подошла к его двери в полседьмого. Проснулась затемно, чтобы напечь свежих блинов — любимого лакомства внуков, Вовки и Насти. В голове уже рисовала картину: они бегут ко мне, обнимают, смеются, а я их кормлю с пылу с жару. Сложила румяные блинчики в контейнер и заспешила к ним, сердце радостно стучало. Но за порогом меня ждало нечто, от чего мир вдруг перевернулся.
**Гром среди ясного неба**
Дёрнула дверной звонок — тишина. Странно, Дима знал, что я приду. Нажала ещё раз, потом постучала. Ни звука. Вдруг дверь резко распахнулась, и передо мной возникла Алина. Взгляд ледяной, губы сжаты. «Антонина Степановна, ну сколько можно? Мы вас не звали», — бросила она, даже не кивнув.
Я остолбенела. В руках — тёплый контейнер, внутри — блины, ещё пахнущие сковородкой, а в груди — пустота. «Я же для внучат…» — попыталась сказать я, но она перебила: «Вы только мешаете! Хватит совать нос в наши дела!» Вырвала контейнер и захлопнула дверь прямо перед моим лицом. Я стояла, словно мне вбили кол в грудь, не в силах понять — неужели это правда?
**Нож в спину**
Домой шла, как в тумане. Слёзы капали на шерстяной платок, подаренный когда-то Светой. В чём провинилась? В том, что люблю? В том, что отдала им всю себя? Дмитрий даже не выглянул, не позвонил, будто стёр меня из жизни. Его молчание резало больнее, чем слова Алины. Вспомнила, как носила его на руках, как ночами сидела у кроватки, когда у него температура под сорок. А теперь я — лишняя?
Света всегда ворчала: «Мама, не лезь, пусть живут как хотят». Но как не помочь? Внуки — свет в окошке. Я думала, моя забота согревает их дом. Но слова Алины, как ржавая игла, вонзились в сердце. Чувствую себя старой тряпкой, выброшенной за ненадобностью.
**Ночь без сна**
Весь день в голове крутился тот момент. Может, и правда — слишком навязчива? Может, Алина права, а я — досадная помеха? Но почему Дима молчит? Его молчание — как предательство. Звонила — трубку не берёт. Лишь к вечеру пришло короткое: «Мам, извини, дела. Не дуйся». Не дуйся? Да как тут не дуться, когда душу вытоптали?
Вспоминала, как Алина раньше была рада моей помощи. Я нянчила детей, мыла полы, пока она делала карьеру. А теперь, когда подросли, я — лишний хомут на шее? Или она его против меня настроила? Мысли путались, сердце ныло. Всю ночь ворочалась, спрашивая тьму: где оступилась?
**Решение**
Сегодня утром поняла — больше не приду без зова. Если моя любовь — обуза, не буду навязываться. Но как смириться? Внуки — как воздух. Мысль, что могу их потерять, душит. Хочу поговорить с Димой, но страшно услышать ответ. А вдруг он с ней заодно? А вдруг и правда я — помеха?
В 65 лет мечтала о шумных чаепитиях, о внучатах на коленях, о благодарных взглядах. Вместо этого — захлопнутая дверь. Но не сдамся. Найду силы жить — для себя, для Светы, для тех, кому я не в тягость. Может, чаще стану ездить к дочери. Может, запишусь в клуб садоводов. Не знаю. Но знаю одно — я заслужила большего.
**Крик в пустоту**
Эта исповедь — моя попытка достучаться. Отдала им всё, а в ответ — холод. Алина и Дима, быть может, и не ведают, как глубоко ранили. Но не позволю их равнодушию сломать меня. Моя любовь к ним останется, даже если все двери закроются. Я найду дорогу. Даже если мне уже шестьдесят пять.
