Я подарила жизнь пятерым детям. Отдавала им всё без остатка, не щадя ни сил, ни здоровья, забыв о собственных мечтах. Тридцать лет назад в деревушке под Тверью каждый день был битвой за их будущее. Теперь сыновья и дочери разъехались по свету, обрели свои семьи, а я осталась одна, взирая на пустоту, что осталась после них.
С дочерьми связь нерушима, будто корни векового дуба. Приезжают с гостинцами, помогают по хозяйству, наполняют дом смехом и теплом. Все праздники встречаем вместе — знают, как тяготит меня одиночество, как давит тишина. Дом просторный, места хватает всем, и я жду их, раскрыв объятия. Но сыновья… Словно чужие. Будто не я их растила, а призрак из забытого прошлого. Понимаю — свои жёны, дети, заботы. Но разве можно стереть ту, что дала тебе жизнь?
Когда муж, Иван, позвал их починить протекающую крышу, отмахнулись, будто от надоедливой мошкары. Дождь лил в дом, лужи на полу, а мы отдали последние копейки пенсии чужим мастерам, спасая родные стены. Сыновья даже не спросили, как справились. Не звонят, не пишут. Даже в день рождения, когда ждёшь хоть слова, хоть намёка на уважение, — мёртвая тишина.
Не думаю, что невестки нашептали дурное. Скорее, их выбор — забыть стариков, отбросить, как ненужный хлам. Присматривалась к ним — вроде женщины добрые, умные. Но сыновья твердят о работе, делах, вечной спешке. А что, дочерям разве неведомы заботы? У них нет семей? Почему они находят время приехать, обнять, привезти лекарства, а сыновья с жёнами даже внуков не показывают, лишая нас радости слышать их звонкие голоса?
Сейчас с Иваном помощь нужна как никогда. Здоровье сыплется, словно песок сквозь пальцы, а сыновья отвернулись, будто мы умерли. Дочери с зятьями возят по врачам, покупают лекарства, греют душу заботой. А те, кого я носила на руках, кормила с ложечки, — бросили на краю жизни.
Два года назад младшая, Таня, попала в аварию. Теперь передвигается на коляске, сама нуждается в уходе. Старшая, Светлана, уехала во Владивосток — искать лучшую долю. Далеко она, поддержки от неё нет. Предлагала нанять сиделку, но я отказалась, сдерживая слёзы. Не для того рожала пятерых, чтобы чужие руки вытирали мне слёзы! Разве это награда за все труды?
Одна из невесток, жена младшего, как-то бросила: «Продайте дом да переезжайте в пансионат. Там и присмотр, и еда, и никто не обидится». Сказала так, будто речь о старом комоде, а не о живых душах. Как язык не отсох?! Мы старые, но не беспомощные. Ходим, дышим, мыслим — просто сил маловато. Просим не многого — каплю внимания, искру тепла от тех, кого растили в любви.
Убедилась вновь: нет ближе дочерей. Они — моя опора, ангелы, спасающие от пропасти одиночества. А сыновья… Пусть Господь им судья. Отдала им всё — здоровье, молодость, бессонные ночи, а в ответ — ледяное безмолвие. Неужели заслужила, чтобы те, ради кого жила, предали забвению на склоне лет?
