Человек я закалённый всякими разными ужасами и передрягами, но к такому меня жизнь точно не готовила.
Заболела собачка моя Нюша.
Ну как заболела… Пережрала всякого разного.
Где это пятнадцатисантиметровое существо прячет шесть дополнительных желудков, мне непонятно. Она вымогает еду с такой жадностью, что даже профессиональным сиротам не снилось, и никогда не бывает сыта.
Очевидно, мы попадаемся на этот её трюк и кормим её от души. Как дураки, ей Богу. Любящие дураки. Очень жалостливые.
Как не жалеть? Глаза у неё такие, что напоминают песню, которую мой дедушка привёз из Сибири и пел мне вместо колыбельной о том, как он горько плакал, что мало ел и много (простите) какал.
Смотрит она на нас каждым разом, словно в последний раз. Как можно не дать маленькой собачке кусочек дыни или кусочек рыбы?
Хорошо ещё, что не пьёт. Даже не знаю, как бы мы со всем этим справлялись.
Так и вот. Животное в очередной раз объелось и вдруг стало странным. Резко, в одно мгновение. Это была весёлая собачка, а в следующий момент — умирающая лебедь, с изогнутой шеей, ставьте, мои дорогие, Сен-Санса.
Мы давай паниковать. Ищем клещей. Проверяем температуру. На градуснике собака уже окончательно перестала реагировать, закатила глаза, попрощалась с нами и легла умирать.
Такси. Пробки. Прощальные слёзы. Лучший ветеринар в городе.
Пока она была здорова и надоедала своим непрекращающимся аппетитом, думалось: “Зачем я вообще связалась с этим животноводством, окаянная? Верну её обратно и всё!” А как только она стала угасать, так: “Моя крошечная зайка, как же я без тебя теперь буду?”.
Приехали. Ветеринар произнёс сакраментальное: “Холод, голод и покой!”. Сутки никакой пищи, мужа ни воды, потом понемногу начнём поить. Он ввёл ей какие-то уколы и снова проверил температуру.
Успокоил нас немного и велел уехать.
Через час после инъекций собака заулыбалась, Сен-Санса выключили, и в глазах снова зажглось то же ненасытное пламя. Есть! Пить! Дайте! Я сейчас умру, злодеи!
Место на полу, где раньше стояли миски, собака вылизала до блеска. Под столом наткнулась на случайно забытый свёрток и гоняла его по дому до утра, надеясь, что кто-то бросит ей что-то вкусненькое.
Но, нет. Мы были непреклонны.
Только тогда, когда вспомнили, что в доме есть ещё и кошка, которая тоже должна поесть и попить, мы начали паниковать.
Боже… Дверь, которую мы с соседкой держали вдвоём своими сильными руками, пока кошка ела, тряслась так, будто с той стороны, где была маленькая собачка, раздавались удары тяжёлого молота. Но мы держали оборону изо всех сил и не уступали.
До самого утра мы жили в тревоге и ужасе, потому что собака своими лапками трепетными трижды пыталась открыть холодильник.
Она стонала и сопела от стараний так, что мы десять раз усомнились в её здоровье.
После этого несчастное создание уселось на полу, точно напротив моей головы, и гипнотизировало меня укоризненным взглядом до шести утра, не давая уснуть.
Утром я решила, что вся семья не будет есть, пока не получим разрешение от ветеринара, потому что даже при виде чашки чая собака начинала прыгать почти до уровня лица. Не моего, увы. Ильи. А в мальчике, простите, уже 192 сантиметра, и ему ещё жить…
В обед я не выдержала и пробралась к холодильнику. Беззвучно, одним резким движением открыла банку зелёного горошка, зачерпнула ложку, но рука дрогнула, и две горошины не долетели до рта, упав на мой тапочек.
Господа… Я чуть не лишилась ноги… Господа… Эта маленькая ненасытная подруга ухватила эти горошины вместе с помпоном, который так красиво украшал мои домашние тапочки…
А впереди ещё неделя диетических упражнений.
Как нам жить и куда бежать, я просто не знаю. Пишу из ванной комнаты, заперевшись. Если что — не поминайте лихом.
Думаю, что моего тела ей хватит максимум на три дня.
А потом? Страшно подумать…
