**Отравленная завистью**
Сегодня снова думала о той истории. Жили мы с Сергеем в старом доме на окраине Нижнего Тагила — улица тихая, почти заброшенная, но в последние годы сюда стали перебираться те, кому надоел городской шум. Дома скупали, перестраивали, а мы купили небольшой домик в глубине переулка, оставив квартиру дочери в Екатеринбурге.
Ремонт сделали, двор выложили плиткой, разбили цветник — всё, как мечтали. А потом зять Артём привёз из садового питомника маленькую ёлочку. Посадили её у забора, чтобы прохожие видели.
Сначала она еле держалась, хвоя осыпалась, но мы не сдавались — поливали, подкармливали, разговаривали с ней, будто с ребёнком. И она ожила. Зацвела. Первую зиму украсили гирляндами, внуки сфотографировались — с тех пор это стало традицией.
Через два года ёлка вымахала в рост человека — пушистая, ярко-зелёная. Летом рядом трава росла густая, мечтали поставить скамейку, чтобы вечерами сидеть в тени. Но однажды утром выхожу во двор — а её нет. Только пень торчит. А чуть дальше, у мусорки — выброшенное деревце.
Слёзы, крик, пустота внутри. Кому она мешала? Не воровали же на Новый год — летом!
Сергей сразу пошёл к соседке напротив — Марфе Игнатьевне. Дом у неё старый, но ухоженный, всем улицам улица. Жила одна, сын навещал редко. А на нас, видимо, смотрела, как на досадную помеху.
— Зачем так, Марфа Игнатьевна? — спросил Сергей тихо, но голос дрожал.
— Живёте, как помещики! — рявкнула она. — Машины, плитка, а эта ваша ёлка — прямо перед окнами! Шум, дети орут, покоя нет.
— Но это же семья… праздник… — пробормотал он.
— А мне что, теперь и летом форточку не открывать?
Вернулся, рассказал мне. Я долго молчала, потом вытерла слёзы:
— Зависть. Просто чёрная зависть.
— Мы же не богачи, — вздохнул Сергей. — Просто любим, чтобы было красиво.
Через неделю Артём привёз две новые ёлочки. Одну посадили у калитки, а вторую Сергей понёс… опять к Марфе Игнатьевне. Хотел помириться.
— Не надо мне вашей милостыни! — фыркнула она. — Сажайте у себя.
Уже уходил, как из-за забора выглянула баба Катя, старушка лет восьмидесяти, жила через два дома.
— Ёлочку отдаёшь? Возьму, родной. Пусть растёт.
— Вам-то зачем, Екатерина Петровна? Вы же одна…
— А вдруг после меня добрые люди поселятся. Пусть видят — тут жила хозяйка, которая дерево сажала.
Сердце сжалось. Сами посадили ей ёлку, научили ухаживать. А вечером я испекла пирожков — хотела отнести соседке, может, смягчится.
Но Сергей остановил:
— Не стоит. Скажет, отравили. Лучше я предупрежу, что камеры поставили. Теперь весь двор под наблюдением.
Так и сделал. Подошёл, спокойно сказал:
— Камеры работают. Если ещё что — заявление в полицию. Это уже уголовщина.
Она промолчала. Только глаза бегали.
С тех пор тишина. Ёлка новая растёт, а старая — осталась в памяти. Как напоминание: доброта украшает, а зависть уродует душу.
