Грезы о потерянном: история Людмилы Петровны
Людмила Петровна замерла перед облезлой дверью хрущёвки, сжимая в дрожащих пальцах пожелтевший конверт. Девятиэтажка в спальном районе Саратова казалась ей чужой и нереальной, будто декорация из забытого сна. Но где-то там, на пятом этаже, жил её сын. Тридцать лет назад она оставила его — кудрявого мальчишку с веснушками. Теперь ему тридцать три…
— Безумие, — прошептала она, всматриваясь в потускневшие стёкла окон. — Просто бесполезное безумие…
У подъезда, на лавочке, перемывали косточки соседкам две бабушки. Одна из них окликнула:
— Вам кого, голубушка?
— К Денису… Денису Игоревичу, — голос Людмилы дрогнул, будто имя сына вырвалось из другого века.
— К Дениске? — оживилась старушка. — Хороший мужик, отзывчивый. Вы ему кто?
Людмила промолчала, торопливо шагнув в подъезд. Кто она ему? Мать, исчезнувшая три десятилетия назад? Чужая тётка с той же фамилией? В лифте она достала потрёпанное зеркальце. Седина, морщины — в пятьдесят пять лет не спрячешь прожитые годы. Помнит ли он её лицо? Или в памяти остался лишь смутный мираж?
Пятый этаж. Квартира справа. Наверняка женат. В его годы иначе и быть не должно… Людмила подняла руку к звонку, но пальцы предательски дрогнули. Она простояла так несколько вечных минут. А потом, не решившись, спустилась вниз и сунула конверт в почтовый ящик.
*«Денис. Я знаю, что не имею права просить. Но дай мне шанс объясниться. Мама. Вот мой номер…»*
Мама. Как чужеродно звучит это слово после тридцати лет молчания. Людмила вернулась к старенькой «Ладе» и просидела там до темноты, не сводя глаз с подъезда. Вот идёт высокий мужчина в кожаном пальто — вылитый отец. Это он. А вот молодая женщина с авоськами — наверное, жена. Они о чём-то смеялись. Обычная семья, обычный вечер. Прочитал ли он письмо? Позвонит ли?
Телефон зазвонил, когда она уже заводила машину. Звонил Владимир, её бывший.
— Зачем приехала? — его голос, когда-то такой родной, звучал устало.
— Володя…
— Не надо. Просто скажи — зачем?
— Хочу увидеть сына, — голос Людмилы сорвался.
Он хмыкнул, и в этом звуке была целая вселенная боли.
— Сына? Тридцать лет не нужен был, а теперь вдруг понадобился?
— Ты не понимаешь…
— Нет, это ты не понимаешь, — его голос стал тише, но жёстче. — Где ты была, когда он с температурой метался? Когда в школе его гнобили? Когда в институт поступал? Где ты была все эти годы?
Людмила молчала. Что тут скажешь?
— Он позвонил. Сказал, что выкинул твою бумажку, — добавил Владимир. — Уезжай, Люда. Ты опоздала. На тридцать лет опоздала.
Гудки в трубке резанули, как нож. Людмила сидела, уставившись в тёмные окна. Вспомнился маленький Дениска, звавший её ночью. Как она брала его на руки, качала, напевая *«Спят усталые игрушки»*… Почему она тогда ушла? Почему не боролась?
На следующий день она снова приехала. Дождалась, пока Владимир уйдёт на работу, и проследила за ним. Припарковалась у здания, вошла следом. Он почти не изменился — та же военная выправка, тот же пронзительный взгляд. Только седина на висках.
— Я просил тебя уехать, — бросил он, заметив её.
— Володя, пожалуйста. Я просто хочу поговорить с ним. Объяснить…
— Что объяснить? — он скривился, будто от физической боли. — Как ты сбежала к новому любовнику? Как устраивала новую жизнь? Как забыла про нас?
— Я не забывала! — слёзы хлынули ручьём. — Я каждый день думала о нём!
— Думала? — он горько усмехнулся. — А я растил. Один. Не спал ночами у его кровати. Водил в секцию хоккея. Учил быть человеком. А ты — думала.
Людмила опустила голову. В холле тихо тикали часы.
— Знаешь, что он спрашивал в семь лет? — голос Владимира стал шёпотом. — Пап, а почему мама меня не любит? Что я должен был отвечать?
— Я любила его! Люблю! — Людмила задыхалась.
— Нет, Люда. Ты любила себя. Свою свободу. Свои фантазии. А его — нет.
Она вышла, едва переставляя ноги. В машине руки дрожали так, что не могла вставить ключ. Перед глазами стоял маленький Дениска, спрашивающий, почему мама его не любит. Как она посмела?
Вечером она опять пришла к его дому. Увидела во дворе жену Дениса — узнала по вчерашнему дню.
— Извините! — крикнула Людмила. — Можно вас на минуточку?
Женщина обернулась, насторожившись.
— Вы кто?
— Я… — Людмиле перехватило горло. — Я мама Дениса.
— А-а, та самая мама, — в голосе женщины, представившейся Ольгой, прозвучала горечь.
— Пожалуйста, мне надо с ним поговорить.
— Зачем? — Ольга покачала головой. — Чтоб снова его ранить?
— Нет, я…
— Знаете, — Ольга поправила шарф, — он никогда о вас не говорит. Вообще. И я бы на вашем месте…
— Оль! Ты где? — раздался голос.
Обе вздрогнули. У подъезда стоял Денис — высокий, спортивный, копия молодого Владимира.
— Денис! — Людмила шагнула к нему, сердце колотилось, как птица в клетке. — Денис, это я…
Он смотрел на неё, будто на незнакомку.
— Я знаю, кто вы, — спокойно сказал он. — И разговаривать не хочу.
— Сыночек…
— Не называйте меня так, — его голос стал как сталь. — Вы меня бросили. Я вам был не нужен. Теперь вы мне не нужна.
— Дай мне объясниться!
— Что объяснять? — он усмехнулся, как отец. — Как вы сбежали к новому мужику? Как ни разу за тридцать лет не позвонили?
— Я звонила! Первый год…
— Первый год, — кивнул он. — А потом? Где вы были, когда мне было десять? ШОна осталась стоять на морозе, глядя, как дверь подъезда закрывается, унося с собой последний отблеск её несбывшихся надежд.
