«Это не его ребёнок!» — кричала свекровь. Он вернулся с кольцом… Слишком поздно

«Это не его ребёнок!» — орала свекровь. А потом он пришёл с кольцом… Но было уже поздно.

До сих пор помню тот вечер. Всё внутри сжимается, стоит только вспомнить. Я готовилась, будто к празднику: зажгла свечи, накрыла стол — лёгкий салат, его любимая запечённая форель, белое вино. И самое главное — новость. Ту, что перевернула мою жизнь.

Мне тогда едва исполнилось девятнадцать. Жили мы с Сергеем в Первомайске, снимали маленькую квартиру на окраине. Встречались почти год. Он осыпал меня ромашками, называл «своей радостью», клялся, что будет со мной всегда. Я верила. Строили планы — наивные, юношеские, когда кажется, что одной любви достаточно.

И вот я говорю:
— Серёж, ты скоро станешь папой…

Он замер. Потом лицо исказилось.
— Что? Что ты несёшь?

— Я беременна, — прошептала я, всё ещё надеясь увидеть в его глазах счастье.

Но в ответ — крик. Злой, надрывный.
— Да ты спятила! Это не мой! Я не готов к такому! Убирайся со своим животом!

Хлопнул дверью. И пропал.

Я звонила — он не брал трубку. Потом мой номер оказался в блоке. Было тяжело — и телом, и душой. Но больнее всего было осознавать: человек, с которым я мечтала о будущем, в миг стал чужим.

Попыталась поговорить с его матерью. Людмила Петровна встретила меня на пороге своей квартиры в Энгельсе. Даже внутрь не пустила — стояла в хохломском халате, руки на груди, взгляд ледяной.
— Вали отсюда, — бросила она. — Не позорь мою семью. Этот ребёнок не от Серёжи! Ты просто хочешь, чтобы тебя содержали. У моего сына другие планы, он не обязан разгребать твой бардак!

Я стояла в подъезде, и казалось, сердце вот-вот разорвётся. Ни капли поддержки. Ни веры. Только хамство и злоба.

Но даже тогда мысль об аборте не пришла мне в голову. Он уже был во мне. Мой. Ни в чём не виноватый. Почему он должен страдать из-за чужой подлости?

Прошло три года. Я родила. Назвала сына Вовкой. И теперь, когда он просыпается, смотрит на меня и лепечет: «Мама», — я благодарю судьбу, что не сдалась. Да, было тяжело. Работала по ночам, брала подработки, стирала в тазике, жила на гречке. Но Вовка — моё счастье.

А на днях… в дверь позвонили. На пороге стоял Серёжа. Тот самый. Поседевший, с потухшим взглядом.

— Можно поговорить? — пробормотал он.

Оказалось, попал в страшную аварию. Врачи вытащили с того света, но… теперь он бесплоден. Больше не сможет иметь детей. Невеста бросила, узнав. И тут он вспомнил обо мне. О сыне. О том, как «потерял своё».

— Давай начнём сначала, — сказал он. — Женимся. Я буду заботиться о вас. Воспитывать Вовку. Всё исправлю.

Я смотрела на него и слышала в голове тот самый хлопок двери, который раздался три года назад. Видела его лицо — перекошенное от злости. Вспомнила, как гладила живот ночью и молилась, чтобы малыш родился здоровым. Как плакала, когда Вовка впервые сказал «мам». И просто… закрыла дверь. Без слов. Без криков. Потому что всё уже было сказано.

Сейчас он пишет. Я не отвечаю.

Кто-то скажет: «Прости». Но у меня есть сын. И он заслуживает отца, который любил бы его с первого вздоха. А не того, кто приполз, когда других путей не осталось.

Как думаете, правильно ли я сделала, что не пустила его обратно в нашу жизнь?

Rate article
«Это не его ребёнок!» — кричала свекровь. Он вернулся с кольцом… Слишком поздно