**Забытая годовщина**
Я сидела на кухне, поправляя белую льняную скатерть, пальцы дрожали от усталости и волнения. Сегодня наша с Виктором серебряная свадьба двадцать пять лет. Весь день готовила: в духовке томятся утка с яблоками и медом, картофель с розмарином, а на столе краснеют зерна граната Виктор их обожает. Кухня пропиталась ароматами специй, ванили от грушевого пирога и легким дымком свечей в бронзовых подсвечниках. Вино «Каберне», как на свадьбе, я специально заказала в магазине. Надела синее платье с кружевным воротом, распустила волосы, даже губы подвела алой помадой не делала этого годами.
Часы с маятником показывали 20:15. Виктор обещал быть к семи. Позвонила в ответ лишь холодный автоответчик. Вздохнула: «Наверное, задержался на заводе». Поправила розы в вазе.
Дверь распахнулась это приехала Маша, наша дочь. Ее рыжие кудри растрепаны от ветра, в руках холщовая сумка и желтые хризантемы.
Мам, я дома! крикнула она, сбрасывая кеды. Ого, стол! Годовщина?
Я улыбнулась, принимая цветы.
Да, двадцать пять лет. Папа должен был к семи, но, похоже, задержался.
Маша фыркнула, вешая куртку:
Ну, папа же. Вечно на работе. Помочь с чем?
Поставь вино и бокалы, голос дрогнул. Часы показывали 20:30. Утка остывала, свечи оплывали.
К девяти я сидела за столом, теребя салфетку с вышитыми инициалами подарок покойной тети. Маша листала телефон, пытаясь разрядить тишину.
Может, позвонишь ему? предложила она.
Я покачала головой, губы сжались:
Бесполезно. Он забыл.
Маша нахмурилась:
Не драматизируй. На заводе аврал, вчера он жаловался, что станок сломался.
Я сжала салфетку так, что побелели костяшки:
А важнее нашей годовщины ничего нет? Я целый день готовила, платье надела, а он даже не позвонил!
Дверь скрипнула вошел Виктор. Его куртка помята, под глазами тени, в руках потрепанный портфель. Ни цветов, ни улыбки.
Привет, буркнул он. Что за стол? Праздник?
Я замерла, будто он ударил меня.
Годовщина наша. Двадцать пятая.
Виктор побледнел, портфель чуть не выпал из рук:
Черт забыл. На заводе завал, целый день без передышки
Я вскочила, голос задрожал:
Забыл? Я весь день готовила, ждала! А тебе наплевать!
Он скинул куртку, брови нахмурились:
Наплевать? Я пашу, чтобы у нас все было! А ты сразу скандал закатываешь!
Маша попыталась вступиться, но Надежда обернулась к ней:
Он всегда так! Я для семьи все, а ему ерунда!
Виктор хлопнул по столу, звякнули бокалы:
Я что, ничего не делаю? С утра до ночи на заводе! А ты вечно недовольна!
Ужин превратился в битву.
Утро началось с тягостной тишины. Я варила кофе, не глядя на Виктора. Он листал газету, нервно теребя страницы. Маша, намазывая масло на хлеб, пробовала разрядить обстановку:
Мам, утка вчера объедение. Может, доедим?
Я буркнула:
Ешь, если хочешь.
Виктор отложил газету:
Хватит дуться. Я виноват, забыл. Но ты тоже хороша сразу напала.
Я повернулась, ложка звякнула о кружку:
Напала? Я старалась! А ты пришел, будто обычный вечер! Тебе семья вообще важна?
Он встал, голос стал громче:
Важна? Я ради вас двадцать лет горбачусь! А ты пилишь без конца!
Маша подняла руки:
Хватит! Вы как дети! Мам, папа устал. Пап, маме обидно. Давайте поговорим!
Я покачала головой, глаза блестели:
Поговорим? Ты всегда за него! А я? Все для вас, а в ответ ничего!
Маша нахмурилась:
Мам, ты перегибаешь. Папа не робот, он вымотан!
Я замерла, щеки горели:
Перегибаю? Я для тебя все делала! А ты теперь против меня?
Виктор вздохнул:
Надя я боюсь тебя подвести. Твоего осуждения.
Я посмотрела на него, гнев смешался с болью. Вспомнила, как двадцать пять лет назад он обещал подарить мне звезды. А теперь мы ругались из-за холодной утки.
Днем я пошла в магазин. Увидела бутылку «Каберне» сердце сжалось. Вспомнила нашу первую годовщину: он подарил мне кулон, я испекла кривой торт, и мы смеялись в съемной квартире.
В очереди встретила Любу, соседку.
Надь, чего хмурая? Годовщина же была? спросила она.
Я вздохнула:
Был. Виктор забыл.
Люба покачала головой:
Мужики. Мой тоже забывал. Но Виктор-то хороший. Просто замотался. Поговори с ним.
Я кивнула, но внутри все болело.
А Виктор сидел в кабинете на заводе. Петрович, коллега, спросил:
Вить, чего кислый? Годовщина же.
Он вздохнул:
Забыл. Надя готовила, а я в больнице был, давление. Не сказал ей, чтоб не пугать.
Петрович хмыкнул:
Дурак. Скажи правду.
Виктор молчал. Боялся, что она снова увидит в нем неудачника.
Вечером Маша устроила «примирение»: разогрела утку, зажгла свечи, достала фотоальбом. Но за столом висела тягостная тишина.
Ну, за вас, сказала Маша, поднимая бокал. За двадцать пять лет. Вы же любите друг друга.
Я взглянула на Виктора:
Любовь это дела. А он работу ставит выше семьи.
Он отложил вилку:
Работа? Я ради вас! Кто-то же должен платить за квартиру, за учебу Маши!
Я сжала салфетку:
А я? Дом, дочь, за тобой уборка! А ты забыл!
Маша хлопнула по столу:
Хватит! Мам, ты давишь! Папа не виноват!
Я обернулась к ней:
Тра
