«Он мне не зять — и точка!» — как бабка семейные узы рвёт
С самого начала его невзлюбила. Имя — будто ругательство, только «этот твой» или «недотепа». Сколько ни просила её не лезть — у бабушки свои понятия. «Нормальный парень давно бы в ЗАГС потащил! Ребёнок есть, а штампа — нет!» — бубнит. Ни капли уважения, — вздыхает 26-летняя Светлана из Нижнего Новгорода.
С Димой они вместе уже два года. Сначала просто гуляли, а когда Света забеременела — решили жить вместе. Дима не смылся, не струсил, даже предложение сделал. Но судьба, как всегда, подложила свинью: то у неё угроза, то у него на работе аврал. Какая уж тут свадьба.
Ютились у бабки Светы — в трёшке на окраине, в типовой девятиэтажке. Квартира бабкина, но прописаны там с детства Света с мамой. Недавно и Диму вписали. Родилась дочка — теснота жуткая, но любовь, как говорится, и в шалаше сойдёт.
До ЗАГСа руки так и не дошли. Сначала — здоровье подвело, потом — быт заел. Но Дима твердил: «Хочу, чтобы у тебя всё было по-сказочному. И платье, и кольца, и каравай». Копил на пышную свадьбу, а не на скорую роспись.
Тут-то бабка — Агриппина Савельевна — и взъелась. Её принцип прост: нет штампа — не муж. Хоть Дима от Светы и дочки не отворачивался, для бабки он был «проходимец без роду-племени». Мол, хотел бы — давно бы всё уладил. А без бумажки, по её мнению, ты просто сосед.
Когда Диму с работы сократили, бабка его изводила. То «дармоед», то «нахлебник», то «сопляк без амбиций». Ему стало невмоготу дома сидеть — схватился за любую работу. Таскает мешки, получает гроши, но ищет что-то путёвое.
Светина мама — терпила, в чужую жизнь не суётся, но и она шепчет: «Бабка загоняется». Лезет с советами, командует, как на плацу. А у молодых и без того проблем выше крыши.
Подруга Светы давно зовёт к себе. Говорит: «Давайте, пока поживёте у меня». Но у Димы зарплата — как в рулетке, а съём — половина доходов. Коммуналку бы ещё потянули, но на хлеб что останется?
«Терпим, — вздыхает Света. — Думали, вот-вот всё наладится. А тут… как снег на голову». Вечером он ушёл с друзьями. Обещал к одиннадцати. Полночь — нет. Час — молчок. Она звонит, руки трясутся. Бабка всё видит. Вернулся он под утро, еле ноги волочит. Бормочет, извивается. А бабка… дала волю языку. Наорала, затопала ногами, выставила за дверь. «Квартира моя — что хочу, то и делаю! Ещё раз припёрёшься — мусоров на тебя наведу!»
С тех пор Дима ночует у товарища. Каждый день звонит Свете, тоскует по дочке. Говорит: «Всё решим». Клянётся найти жильё, забрать их. Но пока — слова, а дела стоят.
А Света — между молотом и наковальней: тут любовь, там — родные стены. Бабка — как крепость: её правила — закон.
Но разве чеки в паспорте — мерило ответственности? Разве ради принципов стоит оставить ребёнка без отца, а женщину — без плеча?
Света в тупике. Выбора нет. Денег — кот наплакал. Надежда — только на него. Но у него — одни посулы.
И вот она сидит ночью, глядит на пустой угол, где его куртка висела, и думает: «А может, и правда — не судьба? Может, бабка зря не предупредила?»
А может, просто кто-то так рвался доказать свою правоту, что забыл — счастье не в справках, а в тепле, которое своими же руками и погубил.