Две недели я сидела с внуком, а в ответ — лишь упрёки. Невестка заявила, что всё делаю не так.
Всё случилось поздно вечером. Уже за полночь, когда зазвонил телефон. На экране — сын, голос дрожал: «Мама, Настю увезли на скорой. Сильные боли, врачи сказали, лучше не ждать. Я еду с ней, а Мишутку не с кем оставить… Только ты…» Через полчаса он стоял на пороге с сумками, переноской и полуторагодовалым малышом. В глазах — страх и надежда. Конечно, я не могла отказать, хоть с Настей, его женой, у нас отношения были, мягко говоря, натянутые.
С тех пор как родился Миша, я будто стала чужой. Сколько раз предлагала помочь — и с готовкой, и с ребёнком, дать им передохнуть — всегда слышала одно: «Спасибо, мы сами». Не лезла напролом. Но сердце болело — я же бабушка, хочу быть рядом! В последний раз видела внука ещё весной. Потом Настя и вовсе отстранилась. В пандемию началась мания: всё обрабатывалось хлоркой, двери открывались через салфетки, о визитах и речи не шло.
А теперь, когда грянула беда, вспомнили. Сын оставил мне целый арсенал: кремы, баночки, расписанный режим, запасную одежду и даже этот проклятый фитбол. «Настя укачивает его только на мяче, иначе не уснёт», — торопливо объяснил он. Я кивнула, но про себя решила: «Ерунда. Ребёнок должен засыпать без затей». Отправив сына в больницу, позвонила на работу и взяла отпуск за свой счёт. Не впервой — справлялась и не с такими трудностями.
Первая ночь далась тяжело. Малыш орал так, что прибежали соседи — спрашивали, не случилось ли чего. Объяснила, извинилась. Они покачали головами и ушли. Но уже к третьему дню он засыпал быстрее. Я гладила его по спинке — медленно, спокойно. И он затихал под моей ладонью, будто под колыбельную.
Через неделю позвонила Настя. Допрашивала: чем кормлю, как спит, как ходит в туалет, какой цвет у пюре. Я отвечала ровно. Рассказала, что всё в порядке, он ест мои домашние пюре — я сама их готовлю, магазинному не доверяю. Она молчала. Не верила, что ребёнок может спать без мяча, без всех этих ритуалов.
Прошло две недели. Я жила внуком, отдавала ему всю себя. Руки вспомнили, как держать младенца, сердце стучало в такт его дыханию. Я устала, конечно. Но была счастлива. Наконец-то почувствовала себя бабушкой.
Когда Настю выписали, я передала Мишутку, сложила вещи. Ни слова благодарности, ни улыбки. Только холодный взгляд и фраза:
— Вы всё сделали неправильно.
— В чём дело? — не поняла я.
— Вы сбили режим. Теперь ночами орёт, а от ваших пюре — сыпь. Я просила следовать нашим правилам! Почему вы их игнорировали?
Я обомлела. Две недели — ни слова, а теперь — обвинения. Вместо спасибо — скандал. Было обидно и больно. Я ведь не напрашивалась, я помогла в беде. А в ответ — будто всё испортила.
Теперь мне запрещают видеться с внуком. Настя заявила, что не доверяет. Мишу вижу только на фото в соцсетях, которые выкладывает сын. Он молчит, не вмешивается. И я не настаиваю. Но внутри — пустота.
Я не виню себя. Сына я растила безо всяких мячей, и вырос прекрасным человеком. А тут — кормление по минутам, пелёнки по графику, всё по науке. Где здесь душа?
Не знаю, кто прав. Знаю одно: я — бабушка, и люблю своего внука. И если однажды позовут снова — открою дверь, не раздумывая. Но этот холод, эта неблагодарность — останутся со мной навсегда.